«Академия русской символики «МАРС»
«Академия русской символики «МАРС»
Региональная общественная организация


ПУБЛИКАЦИИ

К списку публикаций

Васильев М.В.,
член Российской Ассоциации историков Первой мировой войны,
старший преподаватель кафедры русской истории
Псковского государственного университета

 

Атаман С.Н. Булак-Балахович
Появление батьки

Гражданская война в России, как и любое острое социально-политическое потрясение, сопряженное с эскалацией вооруженного конфликта, выдвинула на арену бурных событий огромное количество атаманов, полевых партизанских командиров, различного рода авантюристов, жаждущих личной славы. Подавляющее большинство таковых лидеров являлись личностями яркими и неординарными, имеющими богатый жизненный опыт, полученный на фронтах Первой мировой войны. Знание тактических тонкостей ведения боя, понимание потребностей и психологии солдатской массы в купе с честолюбием и завидными волевыми качествами позволяло этим людям собирать вокруг себя вооруженные отряды и становиться народными вожаками русской смуты. Одной из наиболее ярких и противоречивых личностей на Северо-Западе России является атаман С.Н. Булак-Балахович, человек прошедший уникальный жизненный путь от рядового русской императорской армии до белогвардейского генерал-майора и Главнокомандующего вооруженными силами Белорусской Народной республики. Не смотря на интерес к этой исторической личности со стороны исследователей, в отечественной историографии до сих пор нет подробных работ, раскрывающих весь жизненный путь этого человека. Такая ситуация связана как с путаницей и нестыковкой ряда биографических фактов, так и недостаточной информированностью исторических источников. Так, например, крайне сложно проследить в полной мере судьбу и роль Балаховича в годы Первой мировой войны и его участие в формировании партизанских отрядов 1918 года. А именно в это время происходил процесс зарождения народного вожака, будущего атамана С.Н. Булак-Балаховича. В рамках данной работы, на основе имеющихся материалов, постараемся рассмотреть основные этапы формирования «батьки», что принципиально важно для понимания не только феномена народных вожаков, но и Гражданской войны в целом.

Станислав Никодимович Балахович родился 10 февраля 1883 года на Виленщине в католической крестьянской семье. Его отец, по всей видимости, был достаточно зажиточным, чтобы предоставить старшему сыну достойное образование в Петербурге, в частной гимназии, однако, желал в дальнейшем видеть своего сына священником. Однако молодого Балаховича совершенно не прельщала перспектива такой карьеры. С девятнадцатилетнего возраста он, как напишет потом в автобиографии, начинает «сам зарабатывать себе на жизнь» сначала конторщиком, агрономом, а затем управляющим. У местного населения Булак-Балахович пользовался репутацией народного заступника, так как часто выступал арбитром в спорах между крестьянами и помещиком. Коренным образом его судьба измениться с 1914 года, кода Россия вступила в Первую мировую войну, Станислав Никодимович одел военную форму, что предопределило всю его дальнейшую судьбу.

С началом Первой мировой войны С.Н. Балахович вместе со своим братом Юзефом добровольцем ушел на фронт, взяв с собой свое собственное оружие, лошадь и амуницию, однако пути братьев разошлись. Иосиф был направлен в школу прапорщиков, а весной 1915 года его произвели в офицеры, и год он воевал в пехоте. Станислав же сразу попал «охотником» – рядовым солдатом-добровольцем – во 2-й лейб-уланский Курляндский им. императора Александра II полк, где неоднократно отличался в боях, заслужил два или три Георгиевских креста (различные документы противоречат друг другу)[1]. 4 июля 1915 года доброволец Балахович был произведен «за отличия в делах против неприятеля» в младшие унтер офицеры, а через четыре дня представлен к производству в первый офицерский чин прапорщика «за боевые отличия». А осенью 1915 года прапорщик армейской кавалерии Станислав Балахович перевелся по собственному желанию в формирующийся партизанский отряд поручика Л.Н. Пунина[2].

С 1 ноября 1915 года при штабе Северного фронта началось формирование партизанского отряда, получившего официальное название «Конный отряд особого назначения». Еще 5 октября 1915 года поручик Леонид Николаевич Пунин написал письмо командующему Западным фронтом генералу Рузскому в котором указывалось следующее: «...германская армия помимо богатства вооружения и разного рода технических средств сильна организованностью своего тыла и прекрасной постановкой службы связи. Вместе с тем опыт современной войны ясно показал, сколь велико значение надлежащего обслуживания полевых армий тыловыми учреждениями и какое громадное количество вспомогательных средств требуется сим армиям для беспрепятственных и эффективных действий. Ввиду изложенного, если бы нам возможно было помешать правильному функционированию тыловой службы германских армий и внести в нее некоторое расстройство, то тем самым, по моему мнению, мы значительно приблизили бы время перехода перевеса на нашу сторону. Наиболее действительным средством для этого явилась бы организация партизанских отрядов для набегов в тыл неприятелю… С одной стороны, партизанским действиям крайне способствовала бы благоприятная местность – Полесье с его болотами, могущими быть исходным пунктом для партизанских отрядов, с другой – врагу сейчас наиболее важны дороги в тылу, ввиду переброски части войск назад для отправления на Сербский фронт. Одной из ближайших задач партизанских отрядов могла бы быть перерезка всех вражеских железнодорожных магистралей от Полесья до Рижского залива и действие по сообщениям противника на этом фронте; в частности, они смогли бы наметить себе подрыв железных дорог в районах узловых станций: Волковыск, Гродно, Ново-Троки и Лодово. Кроме того, такие отряды вообще выполняли бы задачи, возложенные на них штабом того фронта, на котором отряд работает… Отряды непременно конные, вооруженные холодным оружием и винтовками германского образца, так как единственно возможный вид снабжения патронами мог бы быть из патронных обозов и складов противника; обозов при отряде быть не должно; запас патронов только на вьюках; довольствие исключительно средствами страны и за счет противника, поэтому отряд необходимо обеспечить материально…». Командование положительно отнеслось к идее поручика и уже 25 октября 1915 года ему разрешили начать формирование отряда[3]. С набором добровольцев в партизанский отряд проблем не было, на призыв формировавшего отряд поручика стали собираться энергичные и беспокойные офицеры и солдаты. В числе таковых добровольцев с первых же дней существования отряда состоял С.Н. Балахович, назначенный командиром 2-го эскадрона. Всего же в состав партизанского отряда вошло одиннадцать офицеров, семнадцать урядников и унтер-офицеров и 296 добровольцев. В отряд входили также семь подрывников, двенадцать связистов, шесть кузнецов, три ветеринара, пять фельдшеров и три доктора, а также орудие, размещенное на конке.

Именно в партизанском отряде Л.Н. Пунина корнет Балахович[4] смог в полной мере проявить неуемность характера и зарекомендовать себя как человека храброго и в тоже время расчетливого. Сам Пунини в одном из своих представлений давал самые лесные отзывы о подчиненном: «В течение 7-месячного периода Корнет Балахович показал себя с самой выдающейся стороны, выказав безусловно огромную храбрость, решимость и редкую находчивость и предприимчивость. В боевой партизанской работе это лихой незаменимый офицер, везде и всюду идущий охотником и всегда впереди. За всю огромную боевую работу, понесенную этим доблестным выдающимся офицером, он заслуживает всяческого поощрения и награждения. Отличаясь неутомимостью (в течение 9,5 месяцев не был ни разу в отпуску) и громадной энергией, Балахович, будучи произведен в офицерский чин из вольноопределяющихся и несмотря на отсутствие военной школы, показал себя талантливым офицером, свободно управляющим сотней людей в любой обстановке и с редким хладнокровием, глазомером и быстротой оценки обстановки. Постоянно ведет работу с минимальными потерями»[5]. Личные качества Балаховича, естественно вызывали симпатии в среде членов его эскадрона и сближали подчиненных со своим командиром. Один из современников отмечал отцовскую заботу Балаховича о своих подчиненных – «он очень быстро сошелся с людьми, заботился о них, угощал их и, надо признать, приобрел их расположение». Подтверждением этого отношения является и случай, когда при выполнении задания Балахович рисковал своей жизнью, предупредив своих солдат о вражеской засаде. Своевременно предупредив солдатскую цепь и положив ее на землю до вражеского залпа, Балахович был серьезно ранен. Атаман Пунин, а именно так именовали партизаны своего командира, следующим образом характеризовал действия Балаховича: «Корнет Балахович показал в этом деле, кроме испытанной своей храбрости и громадного самообладания, что он весь проникнут сознанием начальнического долга перед своими людьми. Своей грудью он защитил от неминуемой опасности своих людей»[6].

Однако помимо жажды воинской славы С.Н. Балахович, являлся человеком властолюбивым, что проявлялось в его стремлении занять должность командира партизанского отряда после гибели атамана Л.Н. Пунина осенью 1916 года. Опираясь на безусловный авторитет у подчиненных, Балахович рассчитывал на повышение в должности, однако командование отрядом принял на себя старший по званию офицер – поручик Грибень, утвержденный официально в этой должности в октябре 1916 года. Балахови же продолжит командовать своим 2-м эскадроном до середины 1917 года, когда в условиях революционной самоорганизации солдатская масса назначила поручика Станислава Балаховича помощником начальника отряда по строевой части. 2-й эскадрон Балахович передал своему брату Юзефу, которого уже давно переманил в партизанский отряд.

Законы военного времени таковы, что любая война неизбежно усиливает социальную мобильность в военной среде, когда место кадровых офицеров в массовом порядке занимают случайные люди, закончившие ускоренные курсы военных учебных заведений или проявившие личное мужество на полях сражений. Революционные события лишь ускоряли этот процесс, доводя порой социальную мобильность до гипертрофированных форм. Очевидно осознавая силу и мощь революции 1917 года, С.Н. Балахович старался еще сильнее сблизится с солдатской массой, стать ее символом и подчинить ее своей воле для достижения далеко идущих планов. Сломав старые устои, революция открывала дорогу карьеристам и авантюристам, политикам и военным, всем честолюбивым и уверенным в себе харизматикам.

В роковой для русской армии 1917 год Северный фронт трещал под ударами кайзеровской армии. Распропагандированная армия и деморализованная революционерами армия в массовом порядке оставляла свои позиции и дезертировала в тылы. Современник следующим образом описывал события лета 1917 года на Псковщине: «[город] превратился в проходной двор… Армия не в одиночку, а целыми полками и дивизионами стала уходить в тыл. Пешие колонны часами шли по шоссе Псков – Порхов[7]. Здесь они делали длительный привал. Соборная и Сенная площади были запружены войсками. И вот тут многие полки раскалывались на небольшие группы на принципе землячества и дальнейшего дорожного направления. Батарейцы отпрягали лошадей от орудий, покупали у горожан и крестьян сани или дровни. Пушки бросали, а винтовки и пулеметы брали с собой. В городе оставалось очень много артиллерии»[8]. Ситуация усугублялась массовым разбоем и грабежами, инициаторами которых были мародерствующие дезертиры и выпущенные на свободу уголовники. «Дезорганизованные массы, бегущие в тыл, подвергали разграблению все, что встречалось на их пути. Путь деморализованных солдатских толп был отмечен пожарами. Просто так, без всякой причины поджигались армейские склады, городские здания, целые деревни»[9]. В сложившихся условиях партизанский отряд им. Пунина[10] продолжал оставаться одним из немногих боеспособных соединений в составе войск Северного фронта. С мая 1917 года, когда в соответствии с распоряжением А.Ф. Керенского были расформированы все партизанские отряды, отряд Пунина являлся единственным официально признанным Верховным Главнокомандующим партизанским формированием. Посетив отряд 1 июля, командир 43-го армейского корпуса генерал В. Г. Болдырев, которому тот был передан, отметил это в своем приказе: «Вид эскадронов, саперов и артиллеристов лихой и бодрый; ответы на приветствие и выправка в строю отменные. Чувствуется дисциплина, единство, сплоченное боевое товарищество»[11].

Определенную самостоятельность С.Н. Балахович получил летом 1917 года, когда из партизанского отряда был выделен полуотряд, отправленный на усмирение полков 135-й дивизии, бойцы которых начали брататься с немцами и отказывались воевать. Целую неделю полуотряд Балаховича усмирял бунт в армейских частях. Именно в этот период Балахович совершил свою первую попытку выйти из армейского подчинения и сыграть по собственным правилам. Во время летних карательных операций поручик Балахович развернул активную агитацию среди своих подчиненных с предложением своевольно перейти в распоряжение другой армии и не подчиняться новому командиру отряда. Однако эта попытка не удалась успехом, дисциплина была восстановлена, а полуотряд Балаховича вернулся в Ригу.

Не смотря на неудачу, С.Н. Балахович не смирился со своей второстепенной ролью в отряде и продолжал настраивать партизан против командира. В условиях фактического разложения фронта это оказалось не таким уж и сложным делом. Обвинив начальника отряда в приверженности старому режиму, Балаховичу удалось расколоть отряд и получить долгожданную самостоятельность. С 15 сентября 1917 года в распоряжении Балаховича было два эскадрона. Фактически с этого момента можно говорить о исчезновении партизанского отряда им. Пунина и появлении нового формирования Балаховича. Не смотря на то, что по мнению современников его части представляли собой «шумный балаган», многие дезорганизованные партизаны добровольно вступали в отряд прославленного командира. Да и сам отряд продолжал оставаться достаточно боеспособной единицей и действовал в арьергарде 43-го корпуса. Во время этих боев полноправный командир отряда С.Н. Балахович по-прежнему продолжал отечески относиться к своим подчиненным, испрашивая для них всевозможное довольствие, на сколько это было возможно и Георгиевские кресты, даже в первый месяц после Октябрьской революции. Однако и солдатская масса стремилась отблагодарить своего командира, присудив ему на общем собрании эскадрона почетную награду Георгиевский крест IV степени с лавровой ветвью на ленте[12]. Награждение было утверждено приказом по корпусу от 7 ноября и примерно в это же время состоялось долгожданное производство поручика Балаховича в штаб-ротмистры[13].

Во время февральского наступления немецкой армии отряд Балаховича определенное время сдерживал наступление противника, однако на фоне отступления всей армии, Балахович доносил, что в штаб, что его конный отряд не может больше удерживать позиции и отходит. С большими потерями остаткам отряда удалось перебраться на «русский» берег Псково-Чудского озера, где удалось закрепиться в Раскопельской бухте – базе озерной флотилии. После того, как немецким частям удалось занять Псков, они развернули наступление на Раскопельскую бухту, в боях за которую Балахович был тяжело ранен 5 марта 1918 года. Остатки отряда под командованием Балаховича-младшего отступили на территорию Лужского уезда.

Находясь на лечении в Петрограде до начала мая 1918 года, С.Н. Балахович перебирал различные варианты своих дальнейших действий. В начале он питал большие надежды на формирующиеся польские национальные части, однако после их запрещения, он добился аудиенции у Народного Комиссара по военным и морским делам Л.Д. Троцкого. По распоряжению Троцкого отряд Балаховича вливался в состав Лужской дивизии. По инициативе комиссара Лужского района Яна Фабрициуса предполагалось, что отряд Балаховича будет отвечать за демаркационную зону в районе Чудского озера, Гдова и станции Торошино. Выторговав для себя условие, что отряд будет подчиняться непосредственно Троцкому и тем самым приобретет особый статус, Балахович согласился заняться охраной указанной линии. Необходимо оговориться, что в условиях частичной оккупации Псковской губернии немцами на демаркационной линии развернулась массовая контрабанда и спекуляция валютой. Особенных размеров контрабандная торговля достигла на железнодорожной станции Торошино. Спекуляцией и контрабандой занимались как бывшие царские офицеры, чиновники, торговцы, так и кайзеровские офицеры и дипломаты. Контробанда на границе приобретала столь массовые размеры, что пограничный комиссар на ст. Торошино Р.А. Муклевич вынужден был направить телеграмму народному комиссару иностранных дел Г.В. Чичерину, в которой информировал его о том, что дипломатические курьеры, следующие через станцию Торошино в Псков, злоупотребляют документами, выданными им иностранным отделом в Петрограде, используя их в спекулятивных целях для перевозки золота, серебра, мануфактуры под видом посольского инвентаря и дипломатической переписки[14]. Понимая какую материальную выгоду несет охрана псковской границы, Балахович стремился монополизировать свое пребывание в регионе и получить максимально возможную автономию действий. Большевистское правительство же не имея в районе Луги и Гдова каких либо крупных воинских команд, кроме отряда Балаховича, было вынуждено уступить. Балахович на протяжении лета – осени 1918 года фактически получил полноправную власть и приступил к реорганизации своих частей.

В отличие от других формирований в отряд С.Н. Балаховича летом 1918 года поступило большое количество добровольцев из числа местных жителей и бывших дезертиров, были в их числе и беглые уголовники и даже остатки расформированного в Петрограде польского легиона. Следует отметить, что формирование красных партизанских отрядов на Северо-Западе России весной-летом 1918 года было достаточно распространенным делом. В условиях немецкой угрозы партизанские отряды начали формироваться в конце февраля в приграничных Псковском, Островском и Новоржевском уездах. Так, к 3 марта 18 деревень Торошинской волости уже имели свои партизанские отряды. Каждая деревня получила пулеметы, винтовки и гранаты для вооружения крестьян[15]. А к 4 марта в псковских партизанских отрядах насчитывалось до 3000 тыс. чел. Весной 1918 г. псковские крестьяне активно записывались в партизанские отряды[16]. Так, в донесении начальника авангарда псковских отрядов, отмечалось, что: «Крестьяне воодушевлены и организуются весьма энергично. Охотно оказывают помощь сражающимся отрядам вооруженной силой и продуктами. Лошади и людской труд предлагается крестьянами по собственной инициативе, и каких бы то ни было принуждений применять не приходится. Ежедневно из разных деревень доставляется крестьянами хлеб и иные продукты»[17]. Следует отметить, что крестьяне, состоя в партизанском отряде, не отрывались от родных сел и имели возможность непрерывно вести свое хозяйство. Принцип самоуправления и выборность командиров из числа своих же односельчан так же импонировали крестьянам, в результате чего они записывались в партизаны и практически игнорировали добровольную службу в Красной армии. В случае, если командир отряда, по каким либо причинам не удовлетворял партизан, он мог быть смещен по решению общего собрания[18]. Летом 1918 г. работы по организации партизанских отрядов активизировались в связи с участившимися нарушениями германскими войсками демаркационной линии. Для формирования отрядов советской властью была развита широкая агитационная работа среди населения, при волостях и в крупных деревнях открывались вербовочные пункты для записи партизан. Партизанским отрядам Новоржевского уезда, например, приказывалось организовать связь с соседними волостями – для того, чтобы с началом военных действий своевременно предупредить соседей и организовать снабжение отрядов боеприпасами. Партизанским отрядам вменялось иметь собственный небольшой обоз и запас продовольствия. Перед партизанами так же, стояла задача обследовать дороги, подготовить к порче мосты и гати, чтобы с открытием военных действий, уничтожить их[19]. К концу лета 1918 г. в партизанские отряды вступило значительное количество крестьян. Например, в Опочецком уезде на 25 июля 1918 г. в партизанских формированиях состояло 3800 чел., а в Великолукском от 2 до 4-х тыс. чел.[20] Добровольное вступление крестьян в партизанские отряды носило ярко выраженный характер сезонности и во многом зависело от полевых работ на селе. Так, в донесении командира Островского партизанского отряда отмечалось: «В виду того, что люди в настоящее время заняты полевыми работами, записывается очень мало добровольцев»[21].

Слабо вооруженные и распыленные по отдельным деревням партизанские отряды псковских крестьян не являлись значительной военной силой, однако на их фоне реально боеспособный и регулярно действующий отряд С.Н. Балаховича не слишком выделялся и первоначально не представлял опасности для советской власти. Как и другие командиры дивизии, Балахович имел право набирать себе солдат на территории Лужского и Гдовского уездов и, повидимому, делал это, не советуясь с местными властями. Для организации отряда требовались кавалерийские лошади. В Лужском уезде их было немалое количество, поскольку крестьяне за бесценок приобретали их у демобилизованных солдат кавалерийских частей, и Балахович своей властью распорядился, чтобы эти лошади как государственное имущество были отобраны у крестьян, тем более что, по его мнению, кавалерийские лошади для посевных работ не годились. Действия Балаховича вроде бы были вполне логичны, но, осуществляемые без ведома властей, явно выглядели самоуправством. Местные власти опомнились лишь через месяц, когда в городе появились ходоки из волости с жалобами на произвол военных. Как сообщал председатель Лужского совета И. Сондак, во второй половине апреля 1918 г. к нему в исполком пришли несколько крестьян Яблонецкой волости и пожаловались, что недалеко от них появился какой-то отряд солдат: ходят по деревням, забирают у крестьян лошадей и фураж, денег не платят и ведут себя вызывающе[22]. На все запросы Лужского руководства, Петроград первоначально отвечал, что Балаховичу «нужно оказывать содействие». В результате этого последнему удалось добиться хорошего материального обеспечения своей части, которая чуть ли не наполовину состояла из бывших офицеров и унтер-офицеров старой армии. Генерал Г.И. Гончаренко в своих воспоминаниях отмечал: «Через окно, выходящее во двор, видна группа спешивающихся всадников в защитных солдатских рубахах, со шпорами, при шашках и винтовках... Все рослый, бравый народ, с драгунской выправкою. Все будто по-старому – и форма и седловка. Не хватает только погон на плечах, да вместо царской кокарды темное пятно на околыше. Слышится обычная ругань, матерщина, прибаутки, смех...»[23]. Даже внешний облике, как самого командира партизанского отряда «человека разгульной натуры, хитрого, страдающего манией величия»[24], так и его подчиненных не имел ни чего общего с формирующимися красноармейскими частями. Стараниями своего командира партизаны Балаховича одевались очень хорошо: носили гусарские мундиры и хромовые сапоги, в то время как красноармейцы того времени были крайне плохо, вплоть до старых фуфаек и лаптей.

В течение лета 1918 года С.Н. Булак Балахович установил тайные связи с рядом подпольных офицерских организаций. Так на знаменитого партизана вышел В.К. Видякин, который служил в контрразведке Генерального штаба царской армии. В результате встречи была достигнута договоренность, что в отряд Балаховича войдут надежные боевые офицеры, которым опасно находиться в Петрограде. Также обсуждалась возможность вооруженного переворота в Петрограде. В дальнейшем В.К. Видякин познакомил Балаховича со своим земляком и будущим командиром Талабского полка Б.С. Пермикиным, который с осени 1917 года работает с большевиками под вымышленной фамилией Орлов. Пермикин в тот момент отвечал за переправку офицеров и учащихся военных училищ в Псков и далее на Юг к генералу Алексееву.

Формируя отряд, С.Н. Балахович со своим окружением продолжал активно заниматься контрабандой, поскольку место дислокации вблизи от демаркационной линии позволяло это делать фактически беспрепятственно. В сентябре 1918 года его отрядом был захвачен груз контрабанды (мыльный камень[25]), и отправлен в подарок военному комиссариату Петрограда. Причем это было сделано так, чтобы о подарке узнал Троцкий. Подобный пиар-ход не прошел для Балаховича безрезультатно. За усердие его отряду было выдано новое обмундирование, за которым в начале октября в Петроград поехал капитан Смирнов[26].

Однако наибольший интерес во время службы С.Н. Балаховича в Лужском партизанском отряде представляет участие его частей в карательных операциях против мятежных крестьян. Так во время летних восстаний крестьян в Лужском уезде отряд Балаховича был привлечен к восстановлению порядка в крае. А. П. Кузьмин, который одно время служил в его отряде, но осенью того же года ушел от него, свидетельствует, что солдаты Балаховича «обижали крестьян: ...пороли шомполами, отбирали лошадей». Вернувшись из очередной карательной экспедиции Балахович произнес фразу: «Теперь то наверно не будут сомневаться в том, что я сторонник советского строя». Имеется ряд свидетельств того, что Балахович специально проявлял особую жестокость от имени Советской власти, провоцируя крестьян на массовое восстание. Вполне возможно, что С.Н. Балахович, которого к тому времени достаточно часто стали называть «батькой», планировал возглавить крестьянские повстанческие отряды, пополнить ими свой отряд и открыто выступить против власти большевиков. Тем более что в ближайшей округе сильных воинских контингентов к тому времени не присутствовало. В подтверждение этой версии говорит и тот факт, что в сентябре 1918 года в Псковском уезде принимая участие в разоружении крестьян отряды Балаховича активно применяли порку и самочинные изъятия лошадей без каких либо расписок. При этом, по словам свидетелей, часто произносилась одна и та же фраза: «Это тебе от Советской власти!»[27]. Однако зачастую во время таких расправ в первую очередь страдали члены комитетов бедноты и советские работники. Естественно такие действия вызывали возмущение крестьян и массовые жалобы в советские инстанции, однако, до масштабных крестьянских выступление дело так и не дошло. Крестьянский мир, еще не столкнувшийся с жестокостью продовольственных отрядов и массовыми мобилизациями в Красную армию, еще не был готов выступить единым фронтом и поднять восстание.

Естественно такое «странное» поведение красного партизана Балаховича не могло оставаться не замеченным. Первоначально ситуацию спасала преданность партизан своему командиру и достаточно жесткая дисциплина. Попытки создать в его подразделении партийные ячейки не удавались, присылаемые в часть коммунисты «таинственно исчезали» и ЧК не могла ни чего с этим поделать. Прибывших в Лугу солдат, подозревавшихся в симпатии к коммунистам, тут же отправляли в Раскопель, где ликвидировали под предлогом гибели в боевой обстановке. Если первоначально Балаховичу удавалось прикрываться именем Троцкого и особым партизанским положением, то к октябрю его отряд был переименован в особый конный полк 3-й Петроградской дивизии и количество комиссаров и коммунистов резко возросло. К этому же времени члены Псковского и Лужского ГубЧК неоднократно предпринимали попытки задержать Балаховича, однако по причине малочисленности сотрудников последнему удавалось уйти. По имевшимся данным, в районе станции Карамышево Балахович должен был проводить мобилизацию лошадей для своего отряда, там и собирались его арестовать. Но операция снова сорвалась – силы оказались неравными. Однако батька Балахович прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может. Кольцо вокруг одиозного партизанского командира должно было скоро замкнуться.

26 октября 1918 года первый эскадрон под командование ротмистра Пермикина, охранявший границу под Псковом, снялся с места и направился в Псков вместе с ротой Гдовского полка. Красноармейцев разоружили на станции Торошино, и через четыре дня большинство из них было включено в состав формирующихся белогвардейских частей. За два дня до этого на сторону белых перешел начальник Чудской озерной флотилии капитан 2-го ранга Д.Д. Нелидов, уведя с собой четыре парохода. Через Пермикина и поручика Видякина С.Н. Балахович установил тайные контакты с командованием Псковского добровольческого белогвардейского корпуса. Оговаривались условия перехода его Особого конного полка в Псков. Для себя Балахович просил оставить его во главе полка, произвести в ротмистры, подтвердить дореволюционные чины своим офицерам и оставить прежней структуру своей части.

Для ликвидации последствий измены советским командованием были приняты следующие меры: образован полевой революционный штаб в Луге, которому подчинялись 3-я Петроградская дивизия, остатки Чудской флотилии, красноармейские части Гдовского, Лужского и Псковского уездов и пограничная охрана. Все три уезда объявлялись на осадном положении. В этот момент, громко возмущавшийся изменой Пермикина С.Н. Балахович, перешел на сторону белых. Вместе с ним ушли два неполных эскадрона в количестве 120 всадников, 2 конных орудия и «очень незначительное количество красноармейцев»[28]. После перехода бывший Особый полк стал официально называться «отрядом Булак-Балаховича», сам командир, за которым прочно закрепилась двойная фамилия, получил чин ротмистра. Сразу же после перехода на сторону белых, среди местного населения была распространена листовка Балаховича, выполненная типографским способом и явно заготовленная заранее. В этом воззвании указывалось:

«По вашему призыву я, батька Балахович, встал во главе крестьянских отрядов. Я, находясь в среде большевиков, служил Родине, а не жидовской своре, против которой я создал мощный боевой отряд. Нет сил смотреть на то, что творится кругом: крестьянство разоряется, церкви, святыни поруганы, вместо мира и хлеба кругом царят братоубийственная война, дикий произвол и голод. Из школ выброшены иконы, и детей с малых лет хотят воспитать в хулиганстве: сыновей наших силой оружия заставляют идти в армию и вместе с наемными китайцами гонят убивать своих же русских людей. Объявляю беспощадную партизанскую войну насильникам. Смерть всем, посягнувшим на веру и церковь православную, смерть комиссарам и красноармейцам, поднявшим ружье против своих же русских людей... С белым знаменем впереди, с верой в Бога и в свое правое дело я иду со своими орлами-партизанами и зову к себе всех, кто знает и помнит батьку Балаховича и верит ему».

С момента перехода на сторону Псковского белогвардейского корпуса завершился процесс становления атамана всех крестьянских и партизанских отрядов. Меньше чем через год С.Н. Булак-Балахович наденет погоны генерал-лейтенанта белой Северо-Западной армии, однако по-прежнему будет оставаться зеленым батькой-атаманом. Неординарная судьба этого человека наглядно иллюстрирует нам процесс появления из народных глубин талантливого вожака, ловкого политика и интригана, воспользовавшегося историческим случаем 1917 года для создания молниеносной карьеры.

 


Примечания.

[1] Вопрос о наградах С.Н. Булак-Балаховича, полученных за годы Первой мировой войны достаточно запутан и противоречив. Что связано с большой активностью этого человека и неповоротливостью наградной бюрократической машины, которая попросту не успевала с награждением, порой искажая даты и очередность присвоения наград. Не менее проблематичными являются и мемуары самого Балаховича, которые не дают последовательного и обстоятельного изложения этого вопроса. Все это подтолкнуло некоторых исследователей к мысли, что Балахович своевольно присваивал себе награды без имеющихся на то юридических оснований. Однако эта версия представляется маловероятной, так как в русской императорской армии подобные вопиющие вольности были бы замечены, и о взыскательных мерах нам было бы известно. Подробнее: Корявцев П. М. "Батька": история одного предателя. С-Пб., 2007.

[2] Кручинин А. «Батька (Булак-Балахович) и его сынки» // Псковская держава. Краеведческий архив [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.derjavapskov.ru/cat/cattema/catcattemaall/ catcattemaallb/catcattemaallbbulach/3504 (дата обращения: 20.09.2014 г.).

[3] Хорошилова О. Войсковые партизаны Великой войны. СПб., 2002. С. 64 – 66.

[4] Именно в годы Первой мировой войны С.Н. Балахович активно эксперементировал со своей фамилией, пытаясь сделать ее более звучной: «Булак-Балахович», «Бей-Булак-Балахович», «Булак-Бей-Балахович». К 1917 году он окончательно остановился на варианте «Булак-Балахович», в дальнейшем эту приставку к фамилии возьмет и младший брат Юзеф. В переводе на русский язык слово «булак» означает «человека, которого ветер носит», что вполне удачно подчеркивало сущность Станислава Никодимовича.

[5] Цитата по: Белое движение. Исторические портреты. М., 2004. С. 465.

[6] Там же. С. 466.

[7] Город Порхов – уездный центр Псковской губернии, крупная железнодорожная станция. В городе в это время располагались два запасных пехотных полка Северного фронта.

[8] Фонды Порховского Краеведческого музея. Ф. 91. Д. 3. Л. 123.

[9] Врангель А.П. Генерал Врангель: доверие воспоминаний // Бароны Врангели. Воспоминания. М., 2006. С. 352.

[10] По инициативе личного состава 25 марта 1917 года отряду было присвоено имя атамана Пунина.

[11] Хрисанфов В.И. 1918 год: пребывание С.Н. Булак-Балаховича в Луге // Призвание – история. Сборник научных статей к 55-летию профессора Ю.В. Кривошеева. СПб., 2010. С. 308.

[12] «Лавровая веточка» утверждена 19 августа 1917 года для крепления на ленту солдатских Георгиевских крестов, которые использовались для награждения офицерского состава армии и флота.

[13] Белое движение. Исторические портреты. С. 467.

[14] Николаев П.А. Интервенция Германии // Интервенция на Северо-Западе России 1917 – 1920. СПб, 1995. С. 111.

[15] Установление и упрочение советской власти в Псковской губернии 1917 – 1918 гг. Сборник документов. Псков, 1957. С. 161.

[16] Подробнее о формировании партизанских отрядов на Псковщине: Васильев М.В. «Положившие палец» перешли под германца. Псковское крестьянство под кайзеровской оккупацией // Родина. 2011. № 11. С. 96-98.

[17] Установление и упрочение советской власти в Псковской губернии 1917 – 1918 гг. Сборник документов С. 157.

[18] Государственный архив Псковской области (ГАПО). Ф. Р-1349. Оп. 1. Д. 1. Л. 8

[19] ГАПО. Ф. Р-947. Оп. 2. Д. 4. Л. 9.

[20] ГАПО. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 83. Л. 1-2, 10.

[21] Там же. Д. 83. Л. 5, 8.

[22] Хрисанфов В.И. 1918 год: пребывание С.Н. Булак-Балаховича в Луге // Призвание – история. Сборник научных статей к 55-летию профессора Ю.В. Кривошеева. С. 310.

[23] Цитата по: Белое движение. Исторические портреты. С. 471.

[24] Дроздов В. Балахович в Пскове // Спутник большевика. 1926. № 10-11. С. 69.

[25] Мыльный камень или стеатит – это уникальный драгоценный камень, который представляет собой необработанную тальковую руду. Он очень ценится в ювелирной промышленности.

[26] Кругликов В.В. Станислав Булак-Балахович: от Красного командира (Лужский отряд особого назначения) до службы в Отдельном Псковском Добровольческом корпусе (1918 год) // Северо-Западная армия [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://northwestarmy.ru/ (дата обращения: 20.09.2014 г.).

[27] Белое движение. Исторические портреты. С. 470; Хрисанфов В.И. 1918 год: пребывание С.Н. Булак-Балаховича в Луге // Призвание – история. Сборник научных статей к 55-летию профессора Ю.В. Кривошеева. С. 312.

[28] Интервенция на Северо-Западе России 1917 – 1920. С. 135.

 

Вернуться к списку публикаций