«Академия русской символики «МАРС»
«Академия русской символики «МАРС»
Региональная общественная организация


СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЕ ПРОЕКТЫ / ВОЗРОЖДЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ И СОХРАНЕНИЕ ТРАДИЦИЙ МЕДАЛЬЕРНОГО ИСКУССТВА РОССИИ

[В оглавление]

Н.А. Монастырев

«ЗАПИСКИ МОРСКОГО ОФИЦЕРА»

 

Глава VI

 

Переход в Босфор. Стоянка в Константинополе. Переход эскадры в Бизерту. Стоянка эскадры в Бизерте. Последние дни эскадры.

Море было спокойно. легкий ветер покачивал лодку той плавной качкой, которая способна успокоить нервы и дать отдохнуть душе от грустных и невеселых переживаний. Солнце пригрело. Наши дамы, невольные пассажиры на подводной лодке, вышли наверх подышать свежим воздухом, которого так недоставало внутри. От мыса Фиолент мы легли на так хорошо знакомый нам за время войны курс. Сколько раз, я прошел этим курсом, не запомнишь, не пересчитаешь. Но, как различно было чувство, переживаемое тогда, полное горделивых порывов и фантастических мечтаний, от того, которое испытывал каждый из нас в этот день. Быстро уходили от нас берега красного Крыма, цветущего, богатого сада России. Вот уже не видно их больше. Одна верхушка Ай-Петри, еще долго блистала на солнце своим снежным покровом, как будто глубже и ярче хотела врезаться в память, оставив надолго след... Но скоро скрылась и она. Ничто больше не связывало нас с родным берегом. Одна лишь больно ощутимая мысль была невидимой связью, нитью, которая не хотела рваться. Каждый из нас хватался за нее, как утопающий за соломинку, надеясь вернуться и снова увидеть родные леса, степи и хутора.

К нашему счастью погода продолжала быть хорошей и женщины и дети не страдали от морской болезни. Иначе это могло быть кошмаром. Внутри лодки не было места, все сплошь было занято. Все каюты и кают-компания были отданы, для женщин, и все таки места не хватало, часть из них принуждена была спать на палубе кают-компании. Офицеры и команда ютились, где кто мог. Наверху с мостика можно было видеть направо и налево, впереди и сзади транспорта, идущие к Босфору. Это был какой-то исход, невиданный, не имевший до того места в истории народов.

Ранним утром 8 ноября, я подошел к берегам Босфора и поднял на стеньге, согласно приказанию французский флаг. Войдя в пролив, пошел в бухту Каваки, для санитарного осмотра. там ко мне подошел катер с французским офицером, для получения различных сведений относительно экипажа и пассажиров. Через некоторое время подошел катер с врачами всех национальностей, которые опросив меня о санитарном состоянии ушел. Постояв немногим более часа в Каваки, я получил приказание идти в Серкенджи, около Галатского моста, где находилась французская военная база. Совместно с «Буревестником», «Тюленем» и АГ-22 мы пошли по назначению. Переход Босфором был большим развлечением для всех, особенно же для тех, кто его никогда не видал. Его красота, несмотря на пасмурный день и отсутствия яркости красок, очаровывала.

При подходе к Золотому Рогу, нас встретили французские лоцманы, который все четыре подводные лодки поставили у французской военной базы, тогда как все остальные наши корабли проходили на рейд Мода, у Азиатского берега Мраморного моря и там становились на якорь, без права сообщения с берегом. Едва мы успели ошвартоваться и пообедать, как было получено распоряжение идти в баню-поезд, стоявший недалеко от Серкенджи. Сначала были отправлены команда и офицеры, а потом женщины. По возвращении из бани, от французского коменданта было получено приказание в продолжении часа собрать необходимые вещи и всем, за исключением командира, одного офицера и двух матросов, отправиться на рейд Мода, на один из транспортов. Распоряжение это было совершенно непонятно для нас, но несмотря на протесты ничего не вышло, так как это исходило от французского адмирала. Бедные женщины под дождем, в грязи, с детьми принуждены были провести несколько часов на катере, пока их доставили на транспорт. Зачем нужна была эта жестокость по отношению к женщинам, осталось неизвестным. Списание офицеров и команды, тоже совершенно ненужное, произвело на меня гнетущее впечатление. Я сразу почувствовал, что положение наше беззащитное и трагическое. Вечером на лодку пришли французские офицеры с приказанием снять рубильники главных электрических станций, окуляры перископов, замков от орудий и сдаче оружия. Словом неизвестно почему, но этим, нам командирам, оставшимся на лодках выражалось недоверие. Для меня это было оскорблением и оно было особенно тяжело, после всего пережитого и перенесенного. Но где искать защиты, к кому обратиться. У нас не было ни Отечества, ни правительства. На наши протесты, комендант базы отвечал, что это приказание, и что он изменить ничего не может. Оставалось только покориться и ждать прихода главнокомандующего, который с адмиралом, командующим флотом находился, еще в Черном море, обходя все порты Крыма, откуда шла эвакуация. Самые черные мысли овладели мною., в этот вечер, когда я остался почти один на корабле, который только что жил полной жизнью и вдруг перестал жить. Настроение мое, еще углублялось тем, что я не знал о судьбе моей жены, которая еще раньше уехала из Севастополя, и о которой я в течении нескольких дней не имел сведений. Как не крепки были мои нервы, но я чувствовал, что это выше моих сил. Что может быть ужаснее потери Отечества, гибель надежды и неизвестность будущего, странная, удручающая неизвестность. В течении нескольких дней, с утра до вечера мимо нас проходили наши транспорта и военные корабли наполненные войсками. Все они становились на якорь на рейде Мода. Войска испытывали страшные лишения в воде и пище, пока это не наладилось и французское командование снабдило суда водой и хлебом. Здешние «акулы», шныряли между судами в своих яликах, и изголодавшиеся люди готовы были отдать все, что бы получить стакан воды и хлеб. Нередки были случаи, когда за отсутствием денег, несчастные беженцы отдавали свои драгоценности, что бы утолить жажду и голод.

Отряды судов, которые шли из Керчи попали в жестокий шторм, но к счастью они все благополучно дошли за исключением одного миноносца «Живой». Он шел на буксире, буквально заполненный людьми, и был потерян. Все попытки найти его, остались безуспешными. Видимо он перевернулся и погиб.

На третий день, после нашего прибытия пришел крейсер «Генерал Корнилов» с главнокомандующим. С его приходом положение дивизиона подводных лодок сразу изменилось. Уже на следующий день команда и семьи были возвращены на лодки. Нас перевели в Золотой Рог и поставили у Турецкого адмиралтейства. Маленький пароход «Заря» был дан в распоряжение наших семей, которые мы немедленно туда водворили. Это дало возможность привести лодки в порядок и зажить почти нормальной судовой жизнью.

Вскоре выяснилось, что эскадра будет через некоторое время переведена в Бизерту, а войска расположены в окрестностях Константинополя, в Галлиполи и на острове Лемнос. Главнокомандующий армией, генерал Врангель все свои мысли и энергию отдал на о, что бы устроить войска и несмотря на отчаянное положение, сделал все, что было возможно. Его твердая воля и настойчивость оградили армию от уничтожения и дали возможность ей продолжать существовать, а не обратиться в многотысячную толпу голодных, измученных людей. Это была великая заслуга, которую история России не забудет. В свою очередь командующий флотом, адмирал Кедров, вступивший в командование флотом всего лишь за несколько дней до эвакуации делал все, что было необходимо для флота. Французское командование видимо понимало положение и шло навстречу. проявив доброе желание помочь бедствию постигнувшее русскую армию. Военный и транспортный флот являлся материальным залогом за те расходы, которые производило французское правительство на содержание армии и беженцев. Более ста судов пришли из Черного моря, на которых находилось 120 тысяч голодных людей. Их нужно было кормить, а денег не было.

Почти месяц стояли русские корабли на рейде Мода. За это время войска развозились по назначенным им пунктам. Правительство Сербии согласилось принять к себе известное число беженцев, поэтому туда были предназначены несколько транспортов, на которые были погружены желающие ехать в Сербию. Постепенно суда разгружались от пассажиров и эскадра начала готовиться к дальнейшему переходу. В Бизерту должны были идти только военные суда. Транспорта же и другие вспомогательные суда, частью оставались в Константинополе, а большей частью должны были идти во Францию. Много беженцев осталось в самом Константинополе, в надежде устроиться. В моральном отношении обстановка, при которой находились флот и армия в водах Босфора была крайне тяжелой. Мы были на положении непрошеных гостей, от которых хотели отделаться. Было тяжко и больно чувствовать это.

Я хочу привести здесь несколько приказов главнокомандующего, написанные им в эти дни:

 

«Приказ
Главнокомандующего Русской армией.

№ 4187

Крейсер «Генерал Корнилов» 21 ноября 1920 г.
(новый стиль)

Тяжелая обстановка, сложившаяся в конце октября, для русской армии, вынудили меня решить вопрос об эвакуации Крыма, дабы не довести до гибели истекающие кровью войска, в неравной борьбе с наседавшим врагом.

Вся тяжесть т ответственность за успех предстоявшей работы ложилась на доблестный наш флот, бок о бок с армией разделявший труд и лишения Крымского периода борьбы с угнетателями и насильниками нашей родины.

Трудность задачи, возлагавшейся на флот, усугублялась возможностью осенней непогоды, и тем обстоятельством, что несмотря на мои предупреждения о предстоявших лишениях и тяжелом будущем, 120 тысяч русских воинов, рядовых граждан, женщин и детей, не пожелали подчиниться насилию и неправде, предпочтя исход в неизвестность.

Самоотверженная работа флота обеспечила каждому возможность выполнить принятое им решение. Было мобилизовано все, что не только могло двигаться по морю, но даже лишь держаться на нем. Стройно и в порядке, прикрываемые боевой частью флота, отрывались один за другим от Русской земли перегруженные пароходы и суда, кто самостоятельно, кто на буксире, направляясь к дальним берегам Царьграда.

И вот перед нами невиданное в истории человечества зрелище: на рейде Босфора сосредоточилось свыше ста российских вымпелов, вывезшие огромные тысячи российских патриотов, коих готовилась уже залить смертоносным огнем красная лавина.

Спасены тысячи людей, кои вновь объединены горячим стремлением выйти на новый смертный бой с насильниками Земли Русской... Великое дело это выполнено Российским флотом, под доблестным водительством его контр-адмирала Кедрова.

Прошу принять Его Превосходительство и всех чинов военного флота, от старшего до младшего, мою сердечную благодарность за самоотверженную работу, коей еще раз поддержана доблесть и слава Российского Андреевского флага.

От души благодарю также всех служащих коммерческого флота, способствовавших своими трудами и энергией благополучному завершению всей операции по эвакуации армии и населения Крыма.

Генерал Врангель».

 

«Приказ
Главнокомандующего Русской армией

№ 6793

Русские воины.

Восемь месяцев тому назад, находясь вдали от Родины, я призван был в Крым, где остатки русской армии, прижатые к морю продолжали бороться за свое существование.

Считая наше дело безвозвратно проигранным, Великобритания, помогавшая нам дотоле, отказала нам в дальнейшей помощи, настаивая, во избежание нового кровопролития, на прекращении нашей борьбы.

Без малейшего колебания, я откликнулся на ваш призыв. С вами я два года делил славу побед и долг честного воина повелевал мне вместе с вами испить горькую чашу. С тех пор больше полугода продолжали вы неравную борьбу, являя миру примеры беззаветной доблести русского оружия. Мы верили, что мир оценит наконец все значение для него, творимого нами дела. Не дождавшись помощи, мы вынуждены наконец оставить родную землю.

Оглядываясь на последние полгода, в сердцах многих из вас возникают сомнения. Не лучше ли было бы тогда, еще весной прекратить борьбу. Не напрасно ли за эти шесть месяцев пролито столько крови и слез.

И я, который эти шесть месяцев неустанно звал вас на продолжение борьбы, который стоя во главе вас, несу на себе нравственную ответственность за содеянное, не раз должен был бы за последние дни задать себе вопрос: был ли я прав полгода тому назад, пытаясь еще раз вырвать победу из рук врага. Не должны ли пасть на мою голову кровь и слезы тех, кто шел за мной. Восемь месяцев тому назад Русская армия, дошедшая почти до сердца России, готова была окончить борьбу. Этот конец был бесславен. Имея за собой пол России с неисчерпаемыми богатствами, широко поддерживаемые Великобританией, мы боролись не одни. С севера наступали русские войска генерала Миллера, с востока Колчака, с запада генерала Юденича и польские войска. Все обещало нам победу. Тем не менее, несмотря на ряд бессмертных подвигов русского оружия, мы потерпели жестокое поражение. Съедаемые внутренними раздорами, ненавидимые озлобленными поборами и обидами населения, утерявшие в значительной степени воинский дух, отходили мы перед красной нечистью. Мир наблюдавший нашу борьбу, был в праве усомниться в нас и спросить себя, - на чьей стороне правда? С кем же наконец идет русский народ?

Прошло полгода и в воды Босфора пришло сто двадцать шесть судов Черноморского фота, весь русский флот, не пожелавший заменить Андреевский флаг, красным.

Этот флот привез вас - русские воины, ту русскую армию, которая оставленная всем миром, голодная и нищая полгода продолжала держаться на полях Таврии, имея против себя необъятные пространства всей России.

Но раздираемые внутренними раздорами, как полгода назад, не потерявшие воинский облик, а спаянные по крови и духу, провожаемые слезами всех русских людей - оставили вы родную землю. Незапятнанным сохранили вы Русское знамя и верю, что собравшись ныне под ним, найдете силы перенести временные невзгоды и лишения, в ожидании возможности продолжать борьбу.

Наша армия сделала великое дело. Она удержала от гибельного шаг мир, готовый уже броситься в объятия большевиков и предателей, она приняла на себя удар и отвратила красную нечисть от Европы, она дала возможность всему миру увидеть, где правда и где порядок и за кого стоит русский народ.

Теперь долг, за общее дело, которых мы сражались, сказать свое слово и сохранить нашу армию.

В сознании выполненного долга, вы смело можете смотреть миру в глаза.

Вы сделали великое дело и не даром эти шесть месяцев лилась кровь русских людей, - она лилась за счастье всего мира, за счастье родины, за то, что есть самого дорогого у каждого человека и народа, за русскую честь.

И я, обещавший вам, с честью вывести вас из почти безвыходного положения, смело жду суда будущей России.

Генерал Врангель»

 

За время нашей стоянки в Константинополе, все время уходило на подготовку к предстоящему походу и его организации. Что касается личного состава, то многие из команды решили остаться в Константинополе. Никакого препятствия этому не делалось, так как лучше было иметь немного команды, но такой, в которой можно было быть уверенным. Кроме того на судах было достаточно элемента, не внушающего особенного доверия, от коего было даже желательно отделаться. Правда таковых было немного. 7 декабря, подводным лодкам было приказано выйти из Золотого Рога, на рейд Мода. приняв все материалы для похода, с французской базы. Утром пришли французские буксиры, что бы нас вывести, но из-за густого тумана поход был отложен, Но после полудня, когда туман рассеялся совершенно, мы получили приказание выйти под своими машинами, что и было сделано всеми четырьмя лодками. По приходе на рейд Мода, в распоряжение дивизиона лодок, для семей был дан пароход «Добыча», старый турецкий пароход взятый а плен, еще во время войны. Он был так ветх, что мы все долго колебались, можно ли посадить на него наши семьи. Но выбора не было. Пришлось быстро его ремонтировать и приспосабливать. В эти два дня все было сделано. Десятого декабря назначен был уход эскадры. К этому времени все корабли получили от французского командования все, что было необходимо для перехода. Наш начальник дивизиона, капитан 1 ранга Погорецкий ушел и на его место был назначен командир «Буревестника», старший лейтенант Копьев, бывший старшим из командиров. Вечером, восьмого декабря был получен прощальный приказ по флоту главнокомандующего и приказ командующего эскадрой, который гласил следующее:

 

«Приказ
командующего русской эскадрой

7 декабря 1920 г. Крейсер «Ген. Корнилов»

№1

Французское командование предложило мне в наикратчайший срок перевести Русскую эскадру в Бизерту. Весь личный состав знает, какого напряжения сил потребует от нас предстоящий переход в 1200 миль.

Я уверен, что несмотря на плохое состояние материальной части, мы выполним поставленную нам задачу.

Для удобства перехода, эскадра разделена на четыре группы. Ниже показаны места встреч групп.

Я требую строгого выполнения намеченной программы плавания и отклонение от нее может быть только с моего разрешения.

Эта программа известна французскому командованию, которое в целях содействия переходу эскадры посылает с нею свои суда. Командиры должны помнить, что наше политическое положение не обеспечивает за нами прав, предусмотренных международными законами: на переходе возможны на этой почве недоразумения и всякое судно, уклонившееся от моего плана, без всякого разрешения, может оказаться в условиях, не позволяющих ему продолжать плавание (отказ в угле, воде, в сообщении с берегом и пр.). Как видно из нижеизложенного, все намеченные пункты будут посещены одновременно с нами французскими военными судами. Приказываю все переговоры с береговыми властями в этих пунктах вести, через командиров французских судов. В случае отсутствия этих судов, обращаться к французским представителям на берегу за посредничеством, объясняя им значение поднятого на форстеньге всех наших судов французского флага (отдача главнокомандующим генералом Врангелем русского флота под покровительство союзника - Франции. Приказ главнокомандующего № 2193 от 30 октября 1920 г.).

№2

Порядок перехода Русской эскадры с рейда Мода в Бизерту:

  1. (первая группа судов). Эскадренный ход 5-6 узлов. В составе: Линейный корабль «Генерал Алексеев», транспорт-мастерская «Кронштадт», транспорт-угольщик «Далланд», под командой командира л.к. «Генерал Алексеев», 8-го декабря в 9 ч. выходит с рейда Мода и следуют в бухту Наварин, с расчетом пройти Дарданеллы утром 9-го декабря.
    По прибытии в бухту Наварин, линейный корабль принимает уголь и воду с транспорта «Далланд» и дает мазут (по 100 тонн каждому) миноносцам «Пылкий», «Дерзкий» и «Беспокойный», которые к этому времени должны быть там.
    По выполнению этого, л.к. «Генерал Алексеев» следует в Бизерту. Приблизительно в районе острова Мальта, его будет ожидать французский крейсер «Эдгар Кинэ», который и будет его сопровождать в Бизерту. Транспорты «Кронштадт» и «Далланд» следуют соединено в бухту Аргостолли, на острове Кефалония на рандеву со 2-й и 3-й группами эскадры.
  2. (вторая группа судов). Эскадренный ход 4-5 узлов. В составе крейсера «Алмаз» (флаг контр-адмирала Остелецкого) 1-го дивизиона судов: вооруженные ледоколы «Гайдамак» (старший, командир), «Илья Муромец», «Джигит», «Всадник» и буксир «Голланд» и на буксире у них соответственно миноносцы «Капитан Сакен», «Гневный», «Зоркий», «Звонкий» и «Жаркий». 2-го дивизиона судов: транспорта-базы «Добыча» (брейд-вымпел), подводных лодок АГ-22, «Буревестник», «Тюлень» и «Утка», буксиров «Черномор» и «Китобой». 3-го дивизиона судов: посыльное судно «Якут» (старший, командир), канонерские лодки «Грозный» и «Страж», имея на буксире учебное судно «Свобода» и лоцмейстерское судно «Казбек», 9-го декабря в 10 ч. выходят с рейда Мода и следуют в бухту Каламаки, у входа в Коринфский канал. По прибытии в бухту Каламаки 2-я группа судов принимает лоцмана, проходит Коринфский канал и следует в бухту Аргостолли (остров Кефалония). Буксир «Черномор» служит для проводки крейсера «Алмаз» Коринфским каналом.
  3. (третья группа судов). Эскадренный ход в 8-9 узлов. В составе крейсера «Генерал Корнилов» и парохода «Константин» идут кругом мыса Матапан в Наваринскую бухту, а затем первый в Аргостолли, а пароход «Константин» самостоятельно, идя с расчетом быть позади миноносцев 4-й группы, что бы в случае надобности им помочь и придя в Бизерту подчиниться контр-адмиралу Беренс.
  4. (четвертая группа судов) Эскадренный ход 11-12 узлов. В составе эскадренных миноносцев «Беспокойный» (флаг контр-адмирала Беренс), «Пылкий» и «Дерзкий», 10 декабря в 17 ч. выходит с рейда Мода и следует совместно с третьей группой в Мраморном море, а по получении соответствующего приказания, отделяется и идет в Наваринскую бухту, огибая мыс Матапан. По прибытии туда принимает мазут и воду и самостоятельно следует в Бизерту.
  5. Распоряжение о выходе в Бизерту судам, которые прибудут на рандеву в бухту Аргостолли (2-я и 3-я группы судов, транспорты «Кронштадт» и «Далланд») будут даны мною лично по прибытии в эту бухту.
  6. Перед проходом судов второй группы через Коринфский канал, французский крейсер «Эдгар Кинэ» придет туда и наладит совместно со мной или контр-адмиралом Остелецким все формальности с греческими властями по проводу наших судов через канал, после чего крейсер пойдет в Аргостолли, а затем в направлении острова Мальта, для встречи линейного корабля «Генерал Алексеев». Французская канонерская лодка «Табур» пойдет из бухты Мода, совместно с 4-й группой судов и будет ее конвоировать до Наваринской бухты, где отделяется от нее и идет в Аргостолли. Французские миноносцы «Марокен» и «Араб» выйдут навстречу нашим судам из Бизерты.
  7. Если выход первой группы судов будет отложен на сутки (на двое), то соответственно переносится момент выхода 2-й, 3-й, 4-й групп на сутки (на двое).

№3

Приложение: Таблица моментов предполагаемого выхода и прихода и рандеву.

№4

Предвидя возможность аварии отдельных кораблей и разлучения их, из-за свежей погоды со своими группами, для удобства их розыска приказываю:

  1. Всем группам следовать точно придерживаясь общих путей, а именно: а) в Мраморном море оставить остров Мармара слева, по выходе из Дарданелл оставить остров Рабитт слева в 4-5 милях и следовать прямым курсом в пролив Доро. Идти этим проливом и проливом Зея, откуда судам идущим в Коринфский канал, следовать в бухту Каламаки, оставляя слева остров Эгина, а идущим в Наварин, оставить справа острова С. Георгия и Бело-Пуло, идти между мысом Малеа и островом Китра, затем огибая мыс Матапан и острова Скица и Сопиенца, идти в Наваринскую бухту, б) на пути Наварин порт Аргостолли, оставлять остров Занте к западу.
  2. В случае разлучения на пути, стараться подойти к одному из ниже указанных пунктов, на которых будет обращено особое внимание при розысках: в Дарданеллах у Чанака, пройдя канал Доро, в бухте Користос.
  3. О вынужденном отклонении с назначенного пути, отставшим кораблям доносить по радио своему начальнику группы и командующему эскадрой.

№5, 6 и 7

О строе судов, сигнализации и радио-переговорах.

№8

На переходе строжайше соблюдать экономию угля и особенно воды. Последняя взята в самом ограниченном количестве, на транспортах «Кронштадт» и «Далланд», а предполагаемых к посещению бухтах получить воду нельзя. Пополнение запасов масла и провизии на переходе не будет.

Вице-адмирал Кедров».

 

Десятого декабря по сигналу командующего, отряды начали сниматься с якорей и выходить в море. Длинной лентой растянулась наша многочисленная вторая группа, по преимуществу состоящая из калек, ведомых на буксире. День был пасмурный, но море совершенно спокойно. «Утка» и АГ-22 шли под своими машинами, так как находились в совершенно исправном состоянии. Великая армада, казалось растянулась по всему Мраморному морю., направляя свой путь к далеким, незнакомым берегам, закрытым от нас густой пеленой тайн и неизвестности. Что ждет нас там? Что готовит нам вновь, жестокая и неумолимая судьба? Никто не мог ответить на это, но чувствовали все, что путь будет тернист.

Утром отряд подходил к Дарданелльскому проливу. Что бы пройти его засветло, было приказано увеличить ход до возможного. В предрассветном тумане меня вплотную обошло французский авизо «Бар-ле-Дюк», которое сопровождало нашу группу. Когда оно медленно обгоняло меня, я стоял на мостике, рядом с лейтенантом З. и оба внимательно рассматривали его темный силуэт, обмениваясь мыслями о всяких возможностях в море. Через два дня, его не стало. Вечером 12 декабря в Эгейском море налетел сильный шквал от NO, перешедший в шторм. Огни наших судов разметало по всему морю. За сильным дождем нельзя было увидеть огни маяка Кап-Фосс, который служил для входа в пролив Доро. Волны перекатывались через палубу и мостик «Утки». Маяк должен был открыться, но его не было видно. Берега пролива скалисты и усеяны подводными камнями. Я невольно стал тревожиться, вглядываясь в темноту горизонта. Никаких признаком маяка или берега. Я усомнился в правильности курса, полагая, что штормом нас отнесло вправо, т.к. огонь маяка по времени расчету должен был быть виден. Огни наших кораблей перестали быть видны совершенно. Но проверив свою прокладку курса, я убедился, что мы идем правильно и увеличив ход продолжал идти. Наконец, около полуночи маяк открылся Чувство облегчения невольно охватило меня. Это чувство понятно только моряку. Его можно сравнить с чувством, которое испытывает человек, когда он внезапно просыпается от страшного кошмара и видит, что все это неправда и лишь страшный сон. В эту бурную ночь, недалеко от меня «Бар-ле-Дюк» наскочил на камни и погиб, унеся с собой десятки людей. Он давал радио, но мы не могли из-за шторма слышать его. Да мог ли кто в такую погоду, абсолютно темной ночью, приблизиться к нему. На «Бар-ле-Дюк», между прочим находились и некоторые части подводных лодок, которые были нами сняты, по приказанию адмирала. Они конечно погибли вместе с ним. Многие из нас тревожились за судьбу наших калек - кораблей, которые шли на буксире. Им конечно пришлось, только держаться против волны и ждать утра. К счастью все обошлось благополучно и они выдержали шторм. Особенно тревожились мы за ветхую «Добычу», на которой находились наши семьи. Но, на рассвете следующего дня мы увидели ее бодро идущей недалеко от нас. Воображаю, что творилось там с нашими женами. Пустую «Добычу» швыряло, как бочку. Я подошел поближе к ней, но конечно на палубе не было видно ни одной женщины и слава Богу, а то могло и запросто смыть волной.

Наконец наша армада добралась до Коринфского залива, где было тихо и все корабли постепенно собрались вместе. Издали, при свете солнечного дня мы полюбовались видом Афин, развалинами ее древних холмов и полным ходом прошли в бухту Каламаки. Там нас встретил крейсер «Эдгар Кинэ» и передал распоряжение и порядок перехода Коринфским каналом. При переходе Патрасским заливом, ночью, погода опять засвежела и нас всех снова разметало по Ионическому морю. То там, то сям были видны силуэты судов, то выныривающих из волн, всем своим корпусом, то совсем исчезающими в воде. К полудню 15 декабря, я подошел к острову Занте и обойдя его встретил крепкий ветер от SO в 9 баллов. Пришлось идти бортом к волне и нас выворачивало, что называется наизнанку. При виде островов Занте и Кефалония, перед моими глазами невольно прошла вся история славного прошлого. Много лет тому назад, в течении нескольких лет эти воды бороздили корабли адмиралов Ушакова и Сенявина, неся свободу и независимость угнетенным народам Греции и Италии. В течении пяти лет адмирал Сенявин победоносно сражался с войсками Наполеона. Андреевский флаг реял над островами Адриатики и Средиземного моря и имя России с благоговением на устах произносилось освобожденными народами. Память о Сенявине и до сих пор живет на островах Адриатического моря и Далматинских берегах. Не должна бы была забыть и Англия того, как в 1797 году, когда с одной стороны Франция, а с другой революционное брожение в британском флоте, заставили лорда Гренвиля сказать следующее: - «Одна Россия осталась союзницей несчастной Англии, а теперь и та ее оставляет. Но русский император ее не оставил и послал эскадру адмирала Макарова помочь Англии в ее критический момент. Король Георг искренне благодарил императора Павла и по-царски наградил русского адмирала.

Но все проходит и все забывается. И вот мы, потомки тех, кто победоносно рассекал эти воды 110 лет тому назад шли измученные неравной борьбой против врага всего мира - красного интернационала, искать приюта в далекой, неведомой стране. Одна лишь Франция бескорыстно протянула нам руку помощи в этот страшный и тяжкий для нас момент. К несчастью для нас, наша борьба совпала с тем моментом, когда утомленная от долгой войны Европа, не отдавала себе отчета от красной опасности. И долго еще нужно ждать, пока те, кто в эти дни безразлично отнесся к белой армии, поймет ту роль, которую она играла для всего человечества. Красный туман еще долго будет висеть над миром, и что бы рассеять его нужна упорная и жестокая борьба. Мы были лишь те, на чью долю выпал первый и яростный удар интернационализма. Мы его не выдержали, но не согнулись, предпочтя отступить, но не сдаться Исполненный долг перед родиной и человечеством, был нам облегчением в нашем бедственном и безнадежном положении. Оставалось терпеть и ждать.

В бухте Аргостолли постепенно собрались все суда второй группы. Погода продолжала быть свежей, почему мы не могли выйти в море, да кроме того нужно было произвести необходимый ремонт для дальнейшего перехода. В полночь 23 декабря наш отряд снялся и вышел в море. Ветер стих и переход обещал быть хорошим. На четвертый день нашего плавания, 26 декабря в 18 часов 45 минут я вошел в аванпорт Бизерты и отдал якорь. Ранним утром, на следующий день прибывший лоцман повел меня Бизертским каналом к озеру, где против бухты Понти, стояли все наши, пришедшие ранее суда. Плавание мое было кончено. За это время, от Севастополя до Бизерты «Утка» сделала 1380 миль, без поломок и ремонта, все время следуя под своими машинами. Это я должен приписать труду моих офицеров и команды, которые безропотно переносили тяжесть похода, непрестанно думая о скором возвращении к родным берегам. Но судьбе было угодно другое. Почти четыре года простояли мы в этих водах, с тем, что бы быть в конце концов, принужденными покинуть наши корабли.

Через три дня по прибытии эскадры, в Париж был вызван командующий эскадрой вице-адмирал Кедров. В командование эскадрой вступил контр-адмирал Беренс. Согласно распоряжения французских властей, эскадра стояла в карантине и поэтому никакого сообщения с берегом не имела. Личный состав эскадры, включая женщин и детей достигал цифры в 5600 человек.

Решался вопрос относительно помещения состава на берегу, с тем, что на эскадре останется сравнительно небольшое число людей для обслуживания. В начале января этот вопрос разрешился в том смысле, что все семейные по группам свозились в дезинфекционный пункт, в госпитале Сиди-Абдалла, откуда направлялись для жительства в лагеря устроенные для этой цели. Лагерей было несколько: Айн-Драгам, Табарка, Монастир, Надор, Рара, Сен-Жан и Эль-Эйчь, разбросанные в разных местах Туниса. Вслед за отъездом семейных, были списаны на берег инвалиды и случайный элемент, который находился на эскадре в большом количестве. И кроме того было объявлено, что все желающие могут вернуться в Константинополь, или ехать в Сербию, для чего давался пароход «Константин». Таковых нашлось 1000 человек. Они были уже посажены на пароход, но почему-то отправка не состоялась и поэтому все были размещены в лагерях Надор и Бен-Негро, близ Бизерты. В середине января, посланные от эскадры ледоколы привели на буксире, оставленные в Константинополе миноносцы «Цериго» и «Гневный», и кроме того пришел бывший линейный корабль «Георгий Победоносец», остававшийся в Галлиполи, для обслуживания нашей армии. Этот корабль предназначался для помещения семейств офицеров, остающихся на судах эскадры, для ее обслуживания. Для этой цели, его предполагалось приспособить, привести в порядок каюты и палубы.

Морской корпус пришедший на линейном корабле «Генерал Алексеев», был размещен в форту Джебель-Кебир и лагере Сфаят, предназначенном для семей.

С первых чисел февраля и до 10 марта, все суда поочередно прошли через дезинфекцию сернистым газом. Большие корабли вернулись снова на рейд, а миноносцы и вспомогательные суда были поставлены на бочки в бухте Каруба. Подводные лодки встали на базе французских подводных лодок в бухте Понти. Когда мы пришли туда, начальник французского подводного дивизиона капитан 1 ранга Фабр, очень любезно и тепло встретил нас. Командиры пригласили нас бывать в кают-компании. Мы были очень тронуты этим теплым отношением к нам и глубоко ценили его.

По соглашению с французскими властями, командующий эскадрой разрешил желающим списываться на берег для поступления на частные работы, или имеющие средства для проживания на свой счет. Первое время команда уходила на частные работы в весьма ограниченном количестве, но с началом полевых работ, списывание на берег приобрело массовый характер, несмотря на низкую заработную плату и вскоре число экипажей эскадры, стало ниже той нормы, которая была установлена французскими властями, по соглашению с командующим эскадрой.

С оставшимися на эскадре людьми было преступлено к приведению в порядок механизмов судов и подготовке судов к долговременному хранению.

К этому времени надо отнести несколько случаев продажи вещей, принадлежащих кораблям, которая производилась теми элементами, никогда не связанными с флотом и набранном случайно за время эвакуации. Но строгими мерами это было прекращено и эскадра совершенно избавилась от людей, ей чуждых и нежелательных.

В лагерях делалось побуждение со стороны властей, особенно по отношению к людям холостым, в смысле приискания работы. Да многие и сами искали работу, так как жизнь в лагерях была не очень сладкой. Вскоре несколько лагерей были совершенно расформированы и остались те, где жили семьи и инвалиды. С окончанием полевых работ, сотни безработных русских, снова устремились в Бизерту, для поступления на эскадру или в Тунис, для приискания работы. Хороший элемент охотно принимался на корабли, в количестве не превышающей установленной нормы. Для тех же, кто не мог быть принят французские власти, по просьбе командующего принимали в лагерь Надор, временно для приискания работы. Для организации помощи и вообще попечения о русских, рассеивающихся по Северной Африке, была образована при эскадре «Комиссия по делам русских граждан в Северной Африке». Но отсутствие денег или вернее крайне ограниченные средства, едва позволяли делать крайне необходимое.

Тем не менее положение эскадры было много лучше, чем положение армии, которой пришлось очень тяжело. Главнокомандующий хлопочет о переводе ее в Балканские страны, что ему и удалось. В последствии она была переведена в Сербию и Болгарию.

События в Кронштадте, имевшие место в марте и апреле сильно волновали всех. Надеялись, что Балтийский флот стряхнет с себя красное иго. Мы с волнением следили по газетам за развивающимися событиями, но увы, восстание было подавлено раньше, чем можно было этого ожидать. С течением времени жизнь на эскадре постепенно наладилась. Работы на кораблях, несмотря на недостаток людей шли интенсивно. Делалось все, что было возможно при скудных средствах и недостаточном снабжении. Семьи чинов эскадры поселились на «Георгии Победоносце», который был поставлен в канале в самом центре Бизерты. Пищевой паек выдаваемый французскими властями на эскадру и в Морской корпус был достаточен. Выдавалось кое-что из белья и обмундирования. Это дало возможность хоть немного приодеться. У многих ничего не было. а деньги отсутствовали совершенно. Начиная с июня месяца, чинам эскадры из ее ограниченных средств, стали выдавать жалование. Правда оно было более чем скромно: 21 франк командиру корабля, и 10 франков матросу. Этого едва хватало на табак и кило сахара.

В июле месяце, на транспорте «Кронштадт» были случаи заболевания бубонной чумой. транспорт был уведен в Сиди-Абдалла, изолирован и продезинфицирован. Из его состава умерло 8 человек, на других судах случаев заболевания не было и эпидемия далее не распространилась. После этого транспорт был уведен в Тулон и был взят, как плавучая мастерская во французский флот. «Кронштадт» был прекрасно оборудован, как мастерская и имел богатое снабжение всякими материалами. С его уходом эскадра лишилась мастерской, что было очень чувствительно для нее. Приходилось ремонт делать судовыми средствами и только в исключительных случаях обращаться к помощи адмиралтейства.

Что касается личного состава, то для продолжения образования молодых офицеров, были организованы подводный и артиллерийский классы. Для поддержания интереса к морскому делу и знакомства с морской литературой после войны, был основан литографический журнал «Морской сборник», который выходил ежемесячно, в течении почти трех лет.

Попытки сделать, что либо в отношении поддержания уровня знаний и заинтересовать личный состав, исходили от отдельных офицеров, но к сожалению не встречали со стороны командования особого сочувствия. Для этого нужна была энергия и способного к организации начальника, но их увы не было. Нередко в попытке предпринять, что-то полезное в нашем положении, встречало противодействие, что плохо влияло на состав. В этом отношении эскадра была в прямой противоположности к армии, где делалось много хорошего и полезного. Но там была энергия и воля, но на эскадре этого не было.

С Дальнего Востока стали поступать сведения о том, что Приморье очищено от красных. Владивосток занят белыми. Каждый из нас с жадностью ждет новостей и уже мечтает о переходе во Владивосток. мерещится, что-то несбыточное... Но это так понятно в нашем положении. Нужно надеяться, нужно ждать...

В октябре Морской префект Бизерты получил приказание сократить личный состав Русской эскадры до 200 человек. Это было равносильно ликвидации. Начались переговоры, длившиеся несколько дней, которые закончились тем, что было разрешено оставить 348 человек. Командующему пришлось согласиться, хотя он не терял надежды увеличить это число путем ходатайства через Париж. 7 ноября было назначено списание, при чем Морской префект настаивал на скорейшем проведении этой меры. Это приказание было большим ударом для эскадры. По этому поводу командующий отдал следующие приказы:

 

«Приказ
Вр. и. д. командующего Русской эскадры

Порт Бизерта Крейсер «Ген. Корнилов»

№690

В следствии сокращения бюджета Французского морского министерства, на иждивении, которого находится наша эскадра. Морским префектом получено распоряжение из Парижа о сокращении до пределов штатов нашей эскадры.

Неблагоприятно сложившиеся для нас обстоятельства вынуждают меня списать большую часть личного состава, честно и бескорыстно не только заботившегося о сохранении национального достояния, но и своим трудом доведшего материальную часть его до полной исправности.

Отлично сознавая, что только чувство исполненного долга может служить некоторой наградой за произведенную работу, все же прошу списываемых на берег принять мою глубокую благодарность.

Контр-адмирал Беренс.

 

№694

Расставаясь с теми, которым выпала доля уйти на берег, я хочу подтвердить им, что эскадра не прощается с ними, что она всегда будет считать их своими. Всем чем может, эскадра всегда поддержит и поможет им.

Затем на основании бывших случаев, дам следующие советы:

  1. По приходе в лагерь сразу завести свои строгие порядки, помня, что как бы ни был строг свой, он все же легче, чем более льготный, но введенный из под чужой палки.
  2. При уходе на работы, придется встретиться с недоброжелательством евреев и итальянцев, старающихся бойкотировать русских и ведущих против них агитацию. Боритесь с ними их же оружием, т.е. сплоченностью и солидарностью. Поддерживайте друг друга. Нашедший хорошее место, старайся пристроить своих. Держитесь друг друга, так как в единении сила.
  3. Не верьте всяким слухам о возможности массовой отправки в славянские и другие страны. Когда такая возможность представиться, все будут оповещены официально мною или штабом. Пока для поездки туда требуется личная виза.

Контр-адмирал Беренс»

 

Благодаря влиянию вице-адмирала Кедрова и Морского агента капитана 1 ранга Дмитриева удалось выхлопотать увеличение личного состава эскадры до 700 человек. Списание в лагерь было приостановлено, но большинство списанных на суда уже не вернулись, так как многие успели устроиться на работы. Кроме того было получено предупреждение из Парижа, что если политическое положение не переменится, то к 1 апреля 1922 года на эскадре должно остаться 350 человек. В силу такого обстоятельства, обратный прием на корабли производился туго, с целью более безболезненно перейти к новой, предполагаемой норме. В силу сокращения пришлось закрыть классы, тем более, что молодые офицеры уже успели рассеяться в поисках заработка. Морской корпус, который был вне всяких сокращений, начал подвергаться известному давлению в смысле ускоренных выпусков. Относительно оканчивающих корпус гардемарин начались хлопоты о приеме их в высшие учебные заведения Чехословакии, Франции и других стран.

В лагерях сокращался паек, в целях их скорейшего расселения.

Суда эскадры по очереди входили в док для окраски подводной части. При чем в целях экономии их красили газовой смолой. В конце года французское адмиралтейство, после настойчивых просьб отпустило краску для бортов, которые начали сильно ржаветь.

Что касается состава списанного на берег, то в большинстве он не пожелал идти в лагеря, а предпочел искать работу. По преимуществу это был тяжелый физический труд и только лишь немногим удалось сносно устроиться.

С течением времени русские прекрасно себя зарекомендовали, как специалисты и работники, поэтому положение их на берегу значительно улучшилось.

В конце декабря было получено предложение для русских ехать в Марокко. 113 человек уехало с эскадры и устроилась там, очень сносно, как инженеры, гидрографы, механики и пр. На «Георгии Победоносце» и в лагере Надор были образованы школы для детей. В самом Тунисе функционировал Русский трудовой кооператив, столовая и амбулатория, которая субсидировалась эскадрой, насколько позволяли ограниченные средства.

До января 1922 года, суда эскадры продолжали по очереди входить в док. Причем вход кораблей в док не был регулярным, а находился в зависимости от требований на него для французских судов. В апреле и мае русские суда стоявшие в Бизерте, но не принадлежащие к эскадре были проданы французским правительством. Это были транспорт «Дон» и теплоход «Баку». Относительно вспомогательных судов эскадры, ледоколов, буксиров, стали ходить слухи о их продаже. В этом ничего неожиданного не было, так как многие военные транспорты, которые находились в портах Франции уже были проданы. Деньги эти шли на покрытие расходов по содержанию эскадры.

В феврале Морской префект прислал письмо командующему, относительно необходимости сокращения состава эскадры к 1 апреля до 311 человек. Для облегчения приискания места на берегу французские власти разрешили списывать в лагерь. Из Праги приехала комиссия профессоров для выбора из желающих продолжить образование в высших учебных заведениях Чехословакии. Вакансий было только 82, а желающих, около 600 человек. Первая партия новых студентов уехала в марте. Приблизительно с этого же времени начался отъезд с эскадры целыми партиями, желающих попасть на работы во Францию. К осени число личного состава на эскадре сократилось настолько, что не приходилось думать о каких либо занятиях и работах. Едва хватало народа для поддержания порядка и чистоты на кораблях. Каждый уходящий из Бизерты транспорт увозил десятки и даже сотни людей. В это время делали периодические рейсы французские военные транспорты, на которых бесплатно и с продовольствием увозили русских с эскадры. Уезжали, как в качестве простых рабочих, так и специалистов на фабрики и заводы. Несколько десятков детей, благодаря хлопотам капитана 1 ранга Дмитриева были устроены в учебные заведения, как русские, так и французские, во Франции.

К зиме на эскадре осталось такое количество людей, которые могли быть только в качестве сторожей и поэтому работы производились с большим трудом и только крайне необходимые. Кое-как, еще существовал подводный дивизион, где работали машины, и производилась зарядка батарей аккумуляторов.

В отношении Морского корпуса, для его постепенного упразднения, было предпринято следующее: Гардемарины 1 роты должны были окончить экзамены в начале марта, гардемарины 2 роты, к 1 июля и гардемарины 3 роты, к 1 ноября. В течении лета гардемарины и кадеты корпуса плавали под парусами на учебном судне «Моряк» по Бизертскому озеру. По окончании экзаменов гардемарины производились в корабельные гардемарины и разъезжались, кто в высшие учебные заведения, кто на работы. К 1 ноября в корпусе остались только кадеты в числе 150 человек. Лагеря постепенно ликвидировались. В них оставались только больные, инвалиды и женщины с детьми, которые также постепенно разъезжались по мере того, как их мужья находили работу или в Тунисе, или во Франции. В самом Тунисе продолжал существовать кооператив и «Комиссия по делам русских граждан», в которую обычно приходили с требованиями на рабочих и где разрешались многие вопросы для русских, не имевших отношения к эскадре. Комиссия помогала и материально, поскольку позволяли ее средства.

В продолжении всего года выходил журнал «Морской сборник», несмотря на все уменьшающиеся средства, в котором собиралось все, что было интересного и поучительного за время войны.

В конце года французским правительством были проданы вспомогательные суда эскадры: «Добыча», «Илья Муромец», «Гайдамак», «Голланд», «Китобой», «Всадник», «Якут» и «Джигит» и целый ряд военных русских транспортов, находящихся в портах Франции.

На Дальнем Востоке, после того как японская армия ушла, русская небольшая армия, лишенная оружия и снабжения принуждена была покинуть пределы России. Эту армию и флотилию адмирала Старка постигла та же участь, что и нас. Но разница была только в том, что мы нашли поддержку и помощь Франции, а там желтая раса со всем ее коварством и бессердечием предавала остатки белых войск в руки красных, а белая флотилия состоящая из небольшого количества маленьких вспомогательных судов, с женщинами и детьми на борту, в течении долгого времени блуждала по океану из порта в порт, гонимая желтыми, пока не нашла пристанища на Филиппинах, в Маниле. Там американское правительство дало им временный приют и хлеб. По дороге, во время жестокого шторма, флотилия потеряла без вести посыльное судно «Лейтенант Дыдымов» и позднее на переходе Шанхай-Манила, у Пескадорских островов разбилось на рифах посыльное судно «Аякс». Исход из Владивостока был, еще более грустной эпопеей, чем наша. Всей душой мы болели за наших товарищей, на долю которых выпали еще более жестокие испытания, чем нам, но мы были бессильны им помочь.

Так грустно и без проблеска на будущее прошел этот год. В начале января 1923 года, все небольшие вспомогательные суда, вышедшие вместе с эскадрой из Севастополя и остававшиеся в Константинополе, были переведены по распоряжению французского командования в Марсель. Положение в Константинополе становилось небезопасным, так как оккупация его союзными войсками оканчивалась и они должны были оставить в скором времени Константинополь. Переход этой флотилии, под командованием русских офицеров и с русской командой, но под французским флагом, не был лишен известного интереса. Этой флотилии пришлось заходить в порта Италии, где фашисты уживались с коммунистами и их король протягивал руку убийцам своего кузена, в то время, как Муссолини, не позволял сойти на берег людям испытанным в борьбе против коммунизма и кровью своей доказавшей это.

В феврале на эскадре дотоле мирно стоявшей у Бизертского озера произошло событие, которое взволновало всех. Дело в том, что с начала года стали ходить слухи о продаже двух канонерских лодок «Стража» и «Грозного». В сущности говоря, эти корабли были совершенно не военного типа и поэтому рассматривались французским командованием, как подлежащие продаже, для покрытия расходов по эскадре.

В ночь с 26 на 27 февраля, два экзальтированных молодых мичмана с «Грозного» открыли кингстоны и затопили его. Ими руководила идея протеста, против продажи русского военного корабля, по несчастному стечению обстоятельств оказавшегося на иждивении иностранной державы. Это были искренние в своих побуждениях молодые люди, которые считали, что так поступить им повелевает военный долг и честь. Их арестовали и посадили в тюрьму. Французские власти рассматривали их, как большевиков., но по рассмотрении, в котором не было найдено состава преступления, их решили выслать из пределов Франции и французских колоний, как нежелательных. Для этой цели, под наблюдением полиции они были отправлены в Марсель. Прибыв туда, они узнали, что их высылают в Советскую Россию. Оба молодых человека предпочли смерть, чем вернуться во власть красных и бритвами пытались перерезать себе горло. К счастью, это не привело к печальному концу и пролежав долгое время в госпитале, они выздоровели. Поступок их, был достаточным доказательством, для французского правительства, что они не большевики, и их оставили временно во Франции. Через некоторое время, им была выхлопотана виза в Сербию.

Этот случай лишний раз показывает, что на эскадре не было главы, который бы интересовался судьбой молодежи, старался бы помочь ей нравственно, поддержать и направить ее. Что видела наша молодежь? Ужасы революции, жестокость гражданской войны и безрадостное в изгнании, пребывание на корабле. В таких обстоятельствах, долг начальников объединить ее, влить в нее бодрость и дать ей все средства в борьбе за жизнь. На эскадре в лице высших начальников, они встретили равнодушие и безразличие. А сколько было возможностей, несмотря на недостаток средств, сделать много полезного. Во всяком случае на эскадре было все, что бы дать им возможность сделаться специалистами и уже одним этим оградить их, цветущую молодежь от голодного существования в чужой стране.

В последствии, когда пришлось покинуть эскадру, они отказывая себе в пище, тратили свои последние гроши, что бы научиться ремеслу шофера, механика и пр.

Все это можно было дать им легко, не говоря уже о чисто воспитательной и образовательной стороне, на эскадре. Но для этого не должно было быть равнодушия и безразличия начальника. В том положении, в котором находилась эскадра в Бизерте, нужна была способность к организации и деятельность. В действительности же было непротивление злу и только. От этого страдали все и прежде всего наша молодежь.

Командующий, при всех его прекрасных личных качествах, был бездеятелен и мало интересовался судьбой своего личного состава.

Через две недели «Грозный» был поднят и уведен в Сиди-Абдалла. Расход по подъему был отнесен на русский счет и обошелся в несколько десятков тысяч франков.

После увода всех вспомогательных судов в бухте Каруба остались, только чисто военные суда и туда же был переведен и подводный дивизион. Подводная лодка АГ-22 должна была своими аккумуляторами давать освещение на все суда стоявшие в бухте, что она и делала до последнего дня.

Бездомное и неопределенное положение эскадры вызывало со стороны Польши стремление заполучить миноносцы и подводные лодки, но французское правительство не нашло возможным продавать или передавать кому бы то ни было русские военные корабли и ответило Польше: - «Старая Россия была честна по отношению к нам и мы должны быть такими же».

Лето 1923 года прошло без каких либо событий и перемен, только состав эскадры неуклонно уменьшался. В частности на четырех подводных лодках, остались всего на всего восемь человек. Несмотря на это, работы продолжались, и АГ-22 давала освещение. Машины остальных лодок были в полной исправности.

Издание «Морского сборника», в которое я вложил все, должно было прекратиться к концу года, за полным отсутствием средств. Последний номер был выпущен в ноябре.

Прибывший из Парижа, морской агент, капитан 1 ранга Дмитриев, который снабжал эскадру средствами и был посредником между эскадрой и французским морским министерством, сообщил мало утешительного. Средства иссякали, политическое положение осложнялось, и во Франции можно было ожидать перемены правительства. Тогда положение эскадры могло измениться к худшему. Вообще, после этого заседания флагманов и командиров на «Пылком», осталось впечатление, что дело идет к концу, и что нужно подумывать и о личном будущем.

Невесело встречали мы Новый год. Каждый раз, как только он наступал, мы все думали, что несет он нам и в густом тумане будущего, каждый из нас старался рассмотреть контуры родного берега. Но, увы, новый 1924 год, отдалил нас от них дальше, чем когда либо. В мае, новое французское правительство начало переговоры с Советами и 28 октября официально признало Советское правительство. Через два дня, Морской префект, вице-адмирал Эксельманс приказал собрать на «Дерзком» всех офицеров и гардемарин. Старый адмирал сказал несколько слов. Он волновался и не раз на его ресницах выступали слезы. Истинный моряк, он понимал нас, он сочувствовал нам, но долг офицера повелевал ему исполнить приказание. Мы должны были покинуть корабли. И мы ушли...

Последний раз, 6 ноября, я приказал пустить машины для сдачи лодок французской комиссии, назначенной для приемки, с тем, что бы показать, что они еще не мертвы и все механизмы в порядке. Я сам стоял у электромоторов. Мне самому, поближе и в последний раз хотелось услышать, как зашумят они, как вздрогнет корпус лодки от работы дизелей... Одиннадцать лет, я провел на подводных лодках. В этот миг они прошли передо мною, то полные ярких надежд, то грустных разочарований. В этот день кончалась моя карьера морского офицера. Не так я мечтал о ней юношей. Мне грезились далекие страны, безбрежные океаны и жизнь, веселая, полная приключений.

Но судьба решила иначе...

Тихо в бухте Каруба. Легкий бриз колышет кормовой флаг эскадренного миноносца «Дерзкий». Багровый шар солнца опускается за холмы Африки. Когда верхушка его диска скрылась за горизонтом, белое с синим крестом знамя медленно проползло по древку флагштока.

Андреевский флаг спущен, спущен, для многих из нас, навсегда... Теплая, звездная ночь окутала своим покровом покинутые корабли. В душе пустынно и холодно. Ушло навсегда то, что было любимо, что было дорого.

Бизерта, 1928 г.

 
 

Рукописи публикуются с любезного дозволения координатора проекта «Русский Карфаген» Галли Монастыревой.