К списку публикаций

Кулаков В.И.

Реконструкция убора обитателей Янтарного берега в V-XIII вв. н.э.

Одной из важнейших частей комплекса наших знаний о пруссах является информация об их уборе (в том числе – костюме и артефактах, с ним связанных). Как правило, основой для сложения массива этой информации являются археологические находки, полученные при раскопках погребальных памятников. Предлагаемая работа посвящена выявлению принципов реконструирования убора пруссов, определению путей оптимизации этого важного для археологии процесса, показу вариантов уборов обитателей Янтарного берега.

В начале XVI в. пруссы в молодом тогда Герцогстве Пруссия пользовались своими языком, духовной культурой и обладали элементами языческого культа и обрядности. Они устойчиво сохраняли память о традиционной одежде древнего населения юго-восточной Балтии.

Рис. 1. Легендарный герб пруссов (из хроники Иоганнеса Мельмана, 1548 г.).

Упомянутый феномен консервации прусских дохристианских обычаев и воззрений стал предметом пристального внимания деятелей германского Возрождения. В 1585 г. Каспар Хеннебергер по описанию С. Грунау создал гравюру «знамени Видевута» (часть священной завесы вокруг «кумиропоклонного» дуба в святилище Ромове) с изображением этих богов. Анализ их атрибутов и данных прусского языкознания и этнологии позволяет сделать вывод о скандинавском происхождении прототипов для языческой триады прусских богов (Кулаков В.И., 2004а, с. 43, 61). Гипотетически можно предположить, что элементы убора на их изображениях также были связаны с древнесеверной традицией. Иначе обстояла ситуация с церемониальным убором легендарных прусских князей Видевута и Брутена, также описанным Симоном Грунау (Grunau S., 1876, S. 79). Сделанная из белой ткани, традиционно священной для балтов (кстати, и для древних германцев тоже), эта одежда показана на фигурах упомянутых князей, стоящих на рисунке из хроники Иоганна Мельмана (1548 г.) по сторонам от мифического «герба пруссов» (Arma Prutenorum). Напоминающие белые плащи с капюшонами, характерные для друидов, эти одежды (рис. 1) не имеют подтверждения в археологическом и этнографическом материале и выглядят на рисунке вполне смоделированными художником, увлечённым темой прусского язычества.

Рис. 2. Фрагмент развёртки изображения на «Кольце из Штробьенен» (рубеж VII-VIII вв.).

Древнейшим вполне аутентичным изображением комплекса прусской одежды следует считать фриз на знаменитом в Балтии «кольце из Штробьенен», найденного при сельскохозяйственных работах в 1798 г. в окрестностях современного пос. Куликово (рис. 2).

В конце XI-XII вв., как показывают рельефы Гнезненских врат, убор пруссов оставляют длинная полотняная рубаха с манжетами, перехваченная поясом, и узкие штаны. Эта одежда к XIII в. сменяется длинным однобортными кафтанами, являвшимися ведущей деталью мужского убора пруссов-общинников. Впервые длиннополый кафтан «восточного типа» представлен на капители колонны из замка Мариенбург/Мальборк (воев. Варминско-Мазурское, Польша), где изображена схватка пруссов с крестоносцами (Kulakov W., 1997, Abb. 8). К сожалению, на средневековых изображениях пруссов и на рисунках эпохи Возрождения трудно различить металлические детали их убора.

Рис. 3. Реконструкция убора «древнелитовского» воина (из рукописи «Некролитуаника» К. Шмита, 1863 г.).

Рис. 4. Мазур в 1410 г. (фрагмент картины Я. Матейки «Битва при Грюнвальде», 1878 г.).

В рукописи Карла фон Шмита, впервые представлен опыт реконструкции убора литовского (?) воина эпохи викингов (рис. 3). Общинник-мазур на полотне Я. Матейко «Битва при Грюнвальде» (1878 г.) почему-то вооружён легендарным копьём «сотника» Лонгина, некогда пронзившего тело распятого Христа (рис. 4) и ставшим династическим сокровищем Священной Римской Империи германской нации. Копия этого копья входила в состав коронных сокровищ Польши.

В целом успехи западноевропейской реконструкции убора в значительной мере связаны с мощным прогрессом в общем развитии археологии, который был осуществлён в рамках общей интеллектуальной «революции», потрясшей в 60-х годах ХХ в. Западную Европу. Так, например, накопление знаний о способах обработки мехов и кож, о производстве различных сортов тканей обогатило палитру изобразительных возможностей мастеров графической реконструкции. К сожалению, специфика состава грунтов юго-восточной Балтии (высокое содержание щелочей) не позволяет должным образом сохраняться в закрытых комплексах не только шкурам и тканям, но и любой иной форме органики, не испытавшей термального воздействия.

Рис. 5. Реконструкция убора носителей культуры жемайтов, Х в. (Археологическая экспозиция Литовского Национального Музея, Литва).

Особое место в процессе научной реконструкции убора древних жителей Балтии занимает метод трёхмерной модели. Наиболее продуктивно он разрабатывается нашими вильнюсскими коллегами, в 1998 г. создавшими целую серию манекенов (к сожалению, вполне современных, хотя и без деталировки лиц) для археологической экспозиции Национального музея Литвы (рис. 5).

Находки деталей убора, предметов вооружения и конского снаряжения составляли в фондах Музея «Пруссия» основной массив археологических коллекций. Такая специфика находок связана с тем, что в земле пруссов археологи исследовали преимущественно погребальные памятники. Их комплексы содержали репрезентативные и/или вполне обыденные детали убора, воинского и конского снаряжения, реже – орудия труда. Хозяйственно-экономические аспекты известны для прошлого Янтарного края гораздо хуже ввиду слабой изученности поселений.

Тематика исторических реконструкций практически не привлекала внимания представителей прусской археологической школы XIX в. Следует отметить разовые опыты реконструкционной работы по материалам прусской археологии в плане воссоздания облика плохо сохранившихся или утраченных вещевых находок. Главным стимулом для развития процесса изготовления графических реконструкций находок прусских древностей является весьма низкая степень их сохранности. Прежде всего имеются в виду предметы из чёрных и, в меньшей степени, цветных металлов. В погребениях щелочные почвы исторической Пруссии действуют на них с разрушительной силой. Нередки случаи получения в результате процесса окисления лишь «тени» вещи. Её форма представлена не металлом (пусть и окисленным), а лишь окалиной его, причём – при пустой, полностью истлевшей центральной части предмета. То есть обнаруживается не сама находка, а всего лишь её недолговечная «тень».

В 40-х годах ХХ в. Вольфганг Ла Бом провёл эксклюзивную работу по созданию серии реконструкций оголовий коней воинов Янтарного края первой половины I тыслет. н.э. Несмотря на кажущийся невысоким технический уровень прусской археологии эпохи III Райха, высокое мастерство художника из Музея «Пруссия» Фритца Йенша определило актуальность этих реконструкций на многие десятилетия.

Перейти к полным реконструкциям уборов эстиев и их потомков пруссов местным археологам помешала II Мировая война. После её завершения в 1947 г. государство Пруссия было упразднено и прусская археологическая школа, представители которой погибли на фронтах войны или же были интернированы в Западную Германию, к 70-м годам ХХ в. постепенно прекратила своё существование.

Реконструкциями внешнего вида племён бассейнов рек Немана и Даугавы активно и весьма продуктивно в послевоенное занимались литовские и латышские археологи и художники. В частности, трудами одного из классиков литовской археологии Регины Волкайте-Куликаускене и художницы Лаймы Скерстонайте была создана целая галерея образов древних жителей теперешней Литвы в погребальной одежде.

Ещё Б.А. Рыбаков, анализируя материалы древнерусского Черниговского некрополя пришёл к выводу об идентичности «свадебного» и погребального уборов у ряда славянских племён в раннем средневековье и вплоть до современности. Сходные с этими традициями обычаи существуют и в Балтии у самых разных балтских и финно-угорских племён. В работах, посвящённых древнему костюму жителей Балтии и «Свободной Германии» этот тезис не учитывается.

Корни традиций заупокойного убора с изобилием (нередко – чрезмерным) металлических деталей костюма и украшений требует специального изучения на материале, широком в территориальном и хронологическом смысле и в рамки разрабатываемой научной темы не входит.

Внушительный банк данных прусской археологии позволяет начать процесс создания каталога реконструкций внешнего вида жителей Янтарного берега в первой половине I тыслет. н.э. Могильники, давшие материал для этих реконструкций, располагаются почти исключительно на полуострове Самбия, историко-культурном центре западных балтов.

Необходимо определить предмет работы - само понятие «убор». Он представляет собой дискретный набор металлических, кожаных/меховых и тканевых компонентов, составляющих комплекс нижней и верхней одежды с необходимыми аксессуарами (застёжки, украшения), обиходные вещи и оружие, являющиеся личной собственностью каждого равноправного члена древнего социума. В его пределах убор обладает едиными на определённом хронологическом отрезке качественными и количественными признаками, определяющими племенную принадлежность обладателя убора. Соответственно, уборы представителей разных племён, этно-культурных групп и, соответственно, носителей различных археологических культур обладают различными наборами признаков. При этом наличествуют общие для крупных сообществ (например – для германцев римского времени) признаки общего характера (для мужского убора – штаны и обувь, крепящаяся ремнями в эпоху переселения народов, для женского убора – туника, скреплявшаяся на плечах парой идентичных фибул практически для всего I тыслет. н.э.).

Принципы графической реконструкционной работы таковы:

1. Для восстановления общего вида и деталей убора используется материал конкретного погребального комплекса. Этот комплекс в обязательном порядке представляется параллельно с реконструкционным рисунком. Важна максимальная комплектность инвентаря (в виде натуральных находок, их качественных фотографий или рисунков в различных проекциях), максимально полная сохранность внешнего вида находок, обстоятельства находки вещей в комплексе (в том числе – желательная чёткая их фиксация in situ) или наличие удовлетворительных параллелей из изобразительного ряда (в том числе – античные изображения), позволяющие близко к реальности реконструировать костюм и расположение на нём металлических аксессуаров.
2. Распределение предметов на фигуре индивидуума проводится как на основе их нахождения в ингумации, известных в изучаемом ареале (в нашем случае – полуостров Самбия и прилегающие участки балтийского побережья), так и по аналогии с комплексами, реконструируемыми в ареалах соседних синхронных племён.
3. Предпринимается изображение всей фигуры индивидуума, чей убор реконструируется. При этом черты лица, цветовая гамма и предметы из органических материалов представляются с известной долей условности ввиду отсутствия в нашем распоряжении аутентичных данных к их реконструкции.
4. Основой для «манекенов», «одеваемых» в исторические уборы, служат компьютерные модели.

Для эпохи римского влияния в уборе женщин эстиев установлено наличие традиции парности наплечных украшений. Судя по находкам на могильниках, убор женщин Самбии на заре прусской культуры по своей схеме соответствовал женскому убранству носителей вельбарской культуры любовидзской фазы - «туника», на плечах соединяющуюся парой симметрично расположенных фибул. Костюм мужчины эпохи Великого переселения народов включал фибулу крупных размеров (для плаща) и пояс с накладками.

Серия реконструкций связана непосредственно с западнобалтскими древностями и воссоздаёт уборы носителей прусской культуры:

Рис. 6. Инвентарь погр. 30 и 31 грунтового могильника Первомайское/Варникам (Багратионовский р-н).

Рис. 7. Реконструкция убора воинов из погр. 30 и 31 могильника Первомайское/Варникам (рисунок Кулакова В.И., Кулакова Д.В., 2003 г.).

Грунтовой могильник Первомайское/Варникам (Багратионовский р-н). При раскопках этого погребального памятника были обнаружены два погр. Wa-30 и Wa-31 (Кулаков В.И., 1997б, с. 145, 146) с безурновыми трупосожжениями с почти идентичными комплексами снаряжения воинов-всадников (рис. 6). Погребённые в этих могилах индивиды несомненно являлись знатными воинами (вождями?) середины V в. н.э., чей инвентарь нарочито был представлен почти одинаковыми артефактами (рис. 7). Прямо знакомые с позднее-римскими культурными и бытовыми традициями, они могли в своей одежде использовать ткани, изготавливавшиеся в дунайских мастерских и характерные, по тогдашней имперской моде, сочетанием ярких, полярных по своей гамме цветов, ткаными вертикальными полосами на туниках и златотканными квадратными вставками у края плащей.

Рис. 8. Реконструкции перевязей типа balteus Vidgiriai из погр. 23 грунтового могильника Видгиряй (слева) и погр. 50 грунтового могильника Плинкайгалис (справа) (В.Г. Шименас).

Рис. 9. Реконструкция портупей клинков римского времени: 1 - перевязь римского меча-spatha III в. н.э. (рисунок Олденстейн Й.); 2 – накладки перевязи из грунтового могильника Кулиново/Зортенен (Зеленоградский р-н); 3 – перевязь типа balteus Vidgiriai из Куликово/Зортенен (Рисунок Кулакова В.И.).

Для середины V в. н.э. современная наука располагает возможностью убедительно реконструировать детали воинского снаряжения западных балтов. В состав убора элитарной их части - портупеи типа balteus Vidgiriai, характерны в Балтии для фазы С1b/D1 (не позже 420 г.), имеют провинциально-римское происхождение и были приспособлены воинами Балтии к ношению боевых ножей с горбатой спинкой (Кулаков В.И., Скворцов К.Н., 2000, с. 44, 45). Удачный опыт реконструкции таких перевязей (рис. 8) в конце ХХ в. был предпринят литовской художницей Г. Глейзнене. Перевязь из разрушенного погребения могильника Куликово/Sorthenen реконструируется (рис. 9) при помощи схемы поздне-римской кавалерийской перевязи III в. н.э. Единственный случай взаимовстречаемости перевязи и ножа-кинжала отмечен в Maрвяле-337 (Bertasius M., 2005, S. 87, Taf. CL,37; CLIV). Погребения с перевязями для боевого ножа типа balteus Vidgiriai в Центральной Литве имеют в составе набора инвентаря гривны и браслеты с расширенными концами, топоры, ритоны для питья. Такой состав инвентаря показывает высокий социальный статус обладателей такой перевязи.

Не ясен вопрос с головными уборами ранних пруссов. Счастливым исключением здесь является шлем из могильника Коврово/Доллькайм, который относится к типу Spangenhelm и предварительно может быть отнесён к IV-V вв. н.э. Обувь в виде мягких сапог, стягиваемых (по голенищу?) для персонажей IV-V вв. реконструируется лишь по аналогиям из литовского археологического материала. Вопрос с мужской причёской ясен чуть более, чем в случае с женским убранством головы. Находки бритв свидетельствуют об отсутствии у местных воинов бород (и усов?).

Рис. 10. Реконструкции жанровых сценок из жизни обитателей Янтарного берега I тыслет. н.э. (рисунок Кулакова В.И., 1994 г.).

Рис. 11. Виды производственной деятельности жителей южной усадьбы Кораллен-Берг (рисунок Кулакова В.И., 2002 г.).

Подготовлен пробный лист графических иллюстраций, на которых показаны некоторые виды хозяйственной и культовой деятельности жителей Самбии римского времени (рис. 10). Жанровые реконструкции более легко осуществить применительно к более поздним эпохам истории Янтарного края (рис. 11).

В археологическом материале находки эпохи викингов ввиду своего обилия и естественной близости с этнографическим материалам более, нежели артефакты римского времени, пригодны для осуществления реконструкции убора. Для возможности выявления традиций римского времени на более позднем материале реконструкции подверглись комплексы:

Рис. 12. Инвентарь погр. Elb(N)-41 грунтового могильника Эльблонг, ул Лотнича (бывш. Elbing-Neustadterfeld) (Варминьско-Мазурское воев., Польша): 1 – фибула коробчатая, 2 – бронзовая застёжка готландского типа, 3 – бронзовая фибула прорезная, 4 – бусины стеклянные, 5 – подвеска из раковины каури, 6 – прорезная подвеска с орнаментом в стиле Боре, 7 – бронзовый декоративный ключ, 8, 9 – бронзовые (?) браслеты.

Рис. 13. Реконструкция убора женщины-готландки из погр. Elb(N)-41 и воина-прусса из погр. Elb(N)-40a (рисунок Кулакова В.И., Кулакова Д.В., 2003 г.).

Грунтовой могильник в г. Эльблонг (Варминьско-Мазурское воеводство, Польша), ул. Монюшки, погр. Elb(Neustadterfeld)-41 (раскопки В. Нойгебауэра, 1932-1934 гг., Кулаков В.И., 1996, рис. 4,7) – женское трупосожжение (?) с парой пластинчатых ажурных готландских фибул и проч. (рис. 12). Присутствие в погр. Elb(N)-41 парных фибул неопровержимо свидетельствует о том, что одежда на погребённой здесь женщине крепилась на плечах. Однако, в отличие от более ранних женских уборов у эстиев, здесь следует предполагать наличие не туники, а двух сшитых по длинному краю (?) полос ткани (рис. 13).

Курганно-грунтовой могильник Кауп (пос. Моховое, Зеленоградский р-н), погр. К127-1 (раскопки 2005 г., Кулаков В.И., 2006, с. 213, 214) – женское трупосожжение с парой черепаховидных фибул типа JP51 (первая половина Х в.), с фибулой в виде трилистника группы Hardt 5 и проч. Для воссоздания внешнего вида убора женщины, погребённой в погр. К127-1, принимается ставшая уже классической реконструкция Б. Альмгрена, представляющая женщину средних лет в достаточно длинной наплечной накидке (рис. 14).

Рис. 14. Инвентарь погр. Кауп-127/147-1 и реконструкция соответствующего женского убора (рисунок Б. Альмгрена, 1970 г.).

Рис. 15. Реконструкция части комплекса вооружения из погр. Y-16 (рисунок Кулакова В.И., 1994 г.).

Рис. 16. Реконструкция убора воина из погр. Y-16 (рисунок Кулакова В.И., Кулакова Д.В., 2003 г.).

Рис. 17. Воссоздание прусского обряда благодарственного жертвоприношения (XI в.) (традиционная группа «Говорящая Вода», 2003 г.).

Грунтовой могильник Ирзекапинис (грунтовой могильник Клинцовка-1, Зеленоградский р-н), погр. Y-16 (раскопки 1978 г., Кулаков В.И., 1999, с. 222) – одно из самых поздних на севере Европы трупосожжений в ладье воина в сопровождении женского и конского захоронений, с мужскими кальцинированными костями, рассеянными в верхнем ярусе могилы – обожжённые на погребальном костре бронзовая кольцевидная фибула куршского типа, фрагментированный меч типа A.Ruttkai XII и проч. Для реконструкции роскошного по своему качеству набора оружия погребённого в погр. Y-16 вождя принят предложенный ещё В. Ла Бомом приём изображения железа чёрным цветом, причём покрытые серебром участки поверхности артефакта остаются не залитыми (рис. 15).

Новейшая реконструкция убора погребённого в погр. Y-16 (Ирзекапинис) знатного воина представляет завершающую фазу погребальной церемонии, непосредственно перед производством жертвоприношений (рис. 16) и началом общего трупосожжения в ладье.

В настоящее время в г. Калининграде в рамках деятельности военно-исторического клуба «Кауп» и традиционной группы «Говорящая вода» выполнен ряд высококачественных комплексов мужских и женских уборов эпохи викингов. Ввиду этого появилась продуктивная возможность создания натурных реконструкций как бытовых жанровых композиций (рис. 17), так и боевых сцен (рис. 18).

В завершении следует упомянуть опыт графического воссоздания внешнего вида находок, связанных с жизнью обитателей Янтарного берега в I тысячелетии н.э.

Рис. 18. Натурная реконструкция атакующего строя викингов (Х в.) (военно-исторический клуб «Кауп»).

Рис. 19.

Реконструкция однолезвийных боевых клинков западных балтов VI-XI вв.: 1 – погр. 38 грунтового могильника Тумяны (Варминьско-Мазурское воев., Польша), 2 – погр. 13 грунтового могильника бывш. Ляйстен-Якоб (Клайпедский р-н, Литва), 3 - погр. 74 грунтового могильника Тумяны, 4 - погр. 553 грунтового могильника Косево (Варминьско-Мазурское воев., Польша), 5 – погр. 4 грунтового могильника бывш. Кляйн Хайде (Гурьевский р-н), 6 - погр. б/№ грунтового могильника Эльблонг, ул. Армии Червоней, 7 – находка на могильнике Тарвасту (приход Леума, Эстония), 8 – находка на могильнике Прекуле (Латвия).

Методика воссоздания графических листов внешнего вида находок:

1. Расчистка предмета in situ в погребении или в культурном слое, графическая и фото-фиксация после первичной расчистки.
2. Расчистка, консервация и реставрация с желательной фиксацией на каждом из этапов обработки.
3. Фиксация после завершения реставрационных работ.
4. Поиски аналогичных находок с более полной сохранностью для выработки модуля графического воссоздания предмета.
5. Процесс графического воссоздания с применением принципа pars pro toto (лат. «часть вместо целого»), иными словами – восстановление по части сохранившегося корпуса, принципиальной детали или орнамента всего корпуса, принципиальной детали или орнамента.

Рис. 20. Реконструкция плакированного серебром прусского топора из кург. Олень Колодец (Воронежская обл.) (XIII в.) (рисунок Кулакова Д.В., 2001 г.) и фигура прусского жреца-вурсхайта (из хроники Х. Малетиуса, 1561-1562 гг.).

Рис. 21. Реконструкции фрагментов конских оголовий из погр. 344 грунтового могильника Коврово/Доллькайм (вверху) и погр. 116 грунтового могильника Вершвай (рисунки Кулакова В.И., Волкайте-Куликаускене Р.).

В соответствии с представленной методикой, используемой нашими немецкими коллегами уже с 20-х гг. ХХ в., можно восстановить в реальном масштабе внешний вид однолезвийных боевых клинков западных балтов VI-XI вв. (цвета органических деталей – условны - рис. 19), орнаментов на покрытых серебром секирах типа J.P. M (рис. 20) и конских оголовий (рис. 21).

Литература:

Вернуться к списку публикаций